В этот свой «звездный» час он был непримирим к «дребезжанию фальши» и насмешливо предсказывал, как в недалеком будущем может возникнуть слащавая «легенда-сказка о герое»:
Как шел он, не жалея сил,
Против жестокого теченья
И в смертный час произносил
Высокопарные реченья.
Как предавался он мечте
В ночи, перед кровавой сшибкой...
Мы будем слушать сказки те
С лукавой старческой улыбкой.
Ведь мы к героям тех годин
В землянки запросто входили
И ели с ними хлеб один
И из одной баклажки пили.
Без нимба светлого на лбу,
Глотая пыль, топча порошу,
Они несли свою судьбу,
Как кирпичей тяжелых ношу.
Таскали сумки на горбах,
Со смертью в прятки не играли
И с грубым словом на губах,
Когда случалось, умирали.
Их явь и их ночные сны
Цвели цитатами едва ли.
А вот судьбу своей страны
Они в обиду не давали.
К сожалению, потом, очиновленный, «прозаседавшийся», заласканный, он уже не сумел, не решился противостоять этим сказкам, противопоставить им подлинную правду о войне.
Но было же, было!
И другое было: да, он участвовал в некоторых «проработочных» кампаниях (вспомним ту же статью о Пастернаке!), но был рубеж, которого он все же не переступал, сторонясь тех, кто с азартом — и немалой для себя выгодой — разжигал охоту на ведьм, и даже пытаясь кого-то выхватить из гудящего костра.
«...То, о чем не забыть никогда, — вспоминал венгерский поэт Антал Гидаш о пережитом в 30-е годы, — те пять слов Суркова: «Ручаюсь головой и партийным билетом!», которые он написал обо мне в ту пору, когда за эти пять слов с легкостью мог бы расстаться и с головой и с партийным билетом...»
В первые же недели моей работы в редакции «Огонька» туда пришла рукопись Б.М. Эйхенбаума о «зеленой папочке» Толстого. Мне она очень понравилась, как и моему старшему коллеге — заведующему литературным отделом Александру Максимовичу Ступникеру. Мы показали ее Суркову, и он тут же дал добро на публикацию, хотя в журнале «Звезда» только что появился очередной разнос Бориса Михайловича и других «буржуазных недобитков», написанный человеком с весьма пришедшейся к случаю фамилией Докусов.
Несколько лет спустя Эйхенбаум говорил мне, что после выступления «Звезды» к нему стали относиться опасливо, чуть ли не на другую сторону улицы при встрече переходили, чтобы не здороваться, как вдруг — появляется его двухполосная статья в «Огоньке». Решили, что Сурков сделал это не «просто так», и во всяком случае Борису Михайловичу стало легче дышать.
