— После развода.
— Ладно, — вздохнула Розова. — Если ты что решила — сделаешь… Уехать вам точно надо. Куда у нас денешься? Будете каждый день с бывшей женой встречаться, а она ведь действительно так ядовита, что ее слюной радикулитчиков растирать можно… — Розова обняла подругу и зашептала: — Ну почему так получается, Лидка? Парней вокруг полно! Красоты тебе не занимать! А тебе все-таки Мятлев встретился… Любишь?
Дорожка кивнула:
— Люблю.
— Вечером он ко мне придет, — предупредила Розова. — И ты прямо ко мне иди. Только, Лидка, не лижитесь вы при мне. Мне в таких случаях плакать хочется. Я не завидую, просто мне в таких случаях плакать хочется… — И вдруг, вспомнив, спросила: — А как же тот геолог на острове, Ильев, кажется?.. Он же без твоего самолета жить не может!
— Так это же без самолета! — расстроенно улыбнулась Дорожка.
— Тонька говорит, что он теперь каждый борт встречает, думает, что ты прилетишь. Стоит у сарая, где ребята почту складывают, и молчит. Другие, те понастырней — к трапу лезут, под юбку заглядывают, а он в стороне стоит. Даже жалко, ей-богу…
— Представляешь, — сказала она, помолчав, — теперь ты будешь летать по большим линиям. Ты красивая. Ты еще и на международные выйдешь, только языки подучи, а то у тебя долгие звуки никак не получаются.
— Ага, — оказала Дорожка.
— И будешь ты на больших самолетах летать, не то что наши! Только пиши, а то мне без тебя грустно будет. Мне и сейчас грустно, будто ты уже уехала… Лидка! А если он вдруг не решится на развод, Мятлев-то? Вдруг он с женой останется?
— Не останется.
В этом Дорожка была уверена. Уверена до того, что грусть всходила в ней, как туман над островными портами. Она подумала вдруг о Хабаровске, о том, как она будет ехать на Саперную, а потом из окна увидит неоновый свет над Домом обуви… В комнате на Саперной она и познакомилась с Мятлевым… Кажется, так давно это было, а сроку-то без малого год…
Простившись с Розовой, она медленно опустилась по лестнице и прошла к остановке. В автобусе, хотя он был далеко не полон, подвыпившие моряки сгрудились за ее креслом — пришлось встать.
— Папа, — сказала Дорожка дома, — мне подписали заявление. Ты продашь дом?
Старик вздохнул. Он всегда старался скрывать чувства от дочери, но сейчас сдержаться не мог:
— «Продашь»! Продать — не построить! Ну почему у тебя все не по-людски? Почему у тебя все наперекор? Почему у тебя все не так?
— У всех так, папа.
— У всех? — переспросил старик сварливо. — Что-то я не замечал, чтобы «у всех» мужья чужие в гостях, как у тебя, штаны просиживали! Что-то я не замечал, чтобы «у всех» отцов от земли родной отрывали!
