— Ты не знаешь? — удивился парень.
Створка двери вдруг сдвинулась, и в комнатку ворвалась девица. На ней была белая рубаха с широкими рукавами, запахнутая на груди по принципу кимоно, и ярко-красные штаны вроде шаровар.
— Юрико-сан[14],- склонил голову монашек.
Пронзив меня враждебным взглядом, девица строго обратилась к нему:
— Тебе было велено узнать, пришла ли она в себя, а не говорить с ней.
На щеках парня проступил слабый румянец, но голос прозвучал очень убедительно:
— Ей стало плохо. Я не мог уйти.
— Мне и сейчас плохо, — поддакнула я. — И не отказалась бы поесть.
Глаза девицы сузились.
— Подожду здесь, пока ты вернёшься, — скромно предложил монашек.
Едва створкa за "Юрико-сан" закрылась, я скосила на него ехидный взгляд.
— Думала, монахам врать запрешено.
— Я не монах, — удивился он. — Я — гон-нэги[15]. Служу в этом святилище.
Судя по тону, парень ничуть не сомневался: я прекрасно знаю, кто такие "гон-нэги".
— А зовут тебя…
— Тэкэхиро, — подсказал он. — А как твоё имя?
— Неважно. Думаю, знаю, как сюда попала! Это могло произойти через тории?
— Тории — врата между миром людей и владениями ками[16],- задумчиво проговорил он. — Но они могут соединять и другие реальности.
— Смогу вернуться обратно, если снова пройду через них? — с надеждой спросила я.
Тэкэхиро вздохнул, но, прежде чем успел ответить, створка двери сдвинулась опять, и Юрико-сан с подносом в руках ворвалась в комнату.
— Гудзи-сама[17] ждёт тебя, Тэкэхиро-кун[18],- объявила она.
Лицо моего нового знакомого тут же приняло отчуждённое выражение. Сдержанно поклонившись мне и Юрико, он поднялся на ноги и вышел из комнаты. А я перевела взгляд на надоедливую девицу, небрежно поставившую передо мной поднос. Наверняка вызов парня к начальству был делом её рук. Подогнув под себя ноги, она с каменным лицом будды расположилась напротив меня. Очень узкие, точно прорезанные осокой глаза, мясистые щёки. Нет, Юрико-сан точно не относилась к типу людей, способных вызвать мою симпатию. Правда, она к этому и не стремилась. Пренебрежительно кивнув на поднос, скомандовала:
— Ешь!
— Спасибо, — тоненько пропела я. — Выглядит аппетитно.
Это была чистейшая ложь. Из глиняной плошки на меня печально смотрели глаза то ли вяленой, то ли копчёной рыбы. Прикрывавшая её лепёшка была преснее дождевой воды. Но я заставила себя проглотить всё — силы наверняка ещё понадобятся. Юрико-сан не сводила с меня неподвижного взгляда. Может, надеялась, что подавлюсь? Я приторно улыбнулась.
