Несносный ребенок | страница 103
Старый актер устало рухнул на свое место, в то время как технические специалисты возобновили свою обычную работу. Режиссер скорчил гримасу, давая актеру понять, что он мог бы сыграть получше. Тот кивнул. Похоже, он был с ним согласен. И в тот момент я все понял. Я оказался на другой планете, в параллельном мире. Мире, в котором старый актер ручьями лил слезы, а рабочие бесплатно вкалывали, и все они улыбались и помогали друг другу. Это происходило лишь по одной причине и ради одного общего дела: ради фильма, который вскоре все смогут посмотреть и получить от этого удовольствие.
Я был покорен этим всеобщим великодушием. Творить – чтобы отдавать, – ни с чем не считаясь. Это почти подпадало под определение любви.
Ко мне подошла, широко улыбаясь, девушка из съемочной группы.
– Как тебя зовут? – шепотом спросила она.
– Люк, – ответил я, боясь, что сейчас она задаст мне какой-нибудь технический вопрос.
– Ты пришел посмотреть на съемки?
– Да.
– А можешь мне помочь? Надо перетащить все эти ящики на другую сторону двора, потому что они попадают в следующий план, – любезно попросила она.
Я ничего не понял из того, что она сказала, кроме слова «помочь».
Она тут же указала на ящики, которые надо было перенести. Вон те. Не эти. Я лавировал между членами съемочной группы, которые были заняты своей работой.
Настоящий муравьиный балет. Через несколько минут обратный план был настроен, и ассистент вновь дал команду «мотор». Я прижался к другой стене и с восторгом на все это смотрел. Никто не спросил меня, ни откуда я взялся, ни чем прежде занимался, ни сколько мне лет, ни о моей религиозной принадлежности, ни есть ли у меня паспорт. У меня только уточнили, пришел ли я сюда ради фильма. Ничто другое здесь не имело значения, и только ради этого они готовы были чем-то жертвовать. Кино было божеством, и все, кто здесь был, ему служили – до самой смерти.
У меня создалось впечатление, что я обрел свою религию и впервые в жизни влюбился.
План следовал за планом, а время не шло – летело. Я узнавал что-то новое каждые три секунды и сразу записывал на свой жесткий диск.
Первый ассистент объявил, что съемочный день окончен. Бригадир осветителей выключил прожекторы, и тут же на двор опустилась ночь. Было девять вечера. Патрик наконец подошел ко мне.
– Ну и как? – спросил он с улыбкой.
Видимо, я был похож на четырехлетнего ребенка, оказавшегося на поле, усеянном конфетами.
– Потрясающе, – ответил я, с трудом найдя подходящее слово.