Несносный ребенок | страница 102
Задняя дверца первого грузовика была открыта, и я увидел огромный кинопроектор. Я подошел к двум беседовавшим рабочим с сигаретами в зубах.
– Извините, где тут съемки? – вежливо спросил я.
Один из них посмотрел на меня взглядом новорожденного ягненка. Любой новичок уже и сам бы сообразил, но я был не новичком, а пока еще экскурсантом.
– Иди вдоль кабеля! – ответил он с парижским акцентом.
Я поблагодарил его и только тут заметил толстые кабели, шедшие от генератора и терявшиеся в глубине здания.
Кабели тянулись вдоль всего коридора. Чем дальше я шел, тем больше было света, тепла и шума. Узкий проход. Кабель. Свет в конце коридора. Я двигался навстречу своему рождению. В конце концов я вышел во двор, который ослепил меня светом. Четыре десятикилограммовых прожектора стояли под навесом средневековой мастерской. Обутый в сабо скрипичный мастер был занят работой.
Тут же молча копошились, как трудолюбивые муравьи, человек двадцать рабочих из съемочной группы. Жара была сильнейшая, как в разгар лета.
Я прислонился к стене, чтобы не мешать. Патрик Гранперре издали помахал мне рукой. Он стоял за камерой, обсуждая что-то с режиссером, на котором была ковбойская шляпа. Главный оператор расхаживал по съемочной площадке со своей камерой. Осветитель закреплял фильтры с помощью бельевых прищепок, в то время как дольщик сыпал тальк на рельсы операторской тележки.
Я жадно впитывал все эти картинки, совершенно новые для меня. Вдруг, по команде первого ассистента режиссера, все заняли свои места.
– Мотор, начали, – сказал ассистент.
– Снимаем, – отозвался Патрик из-за камеры.
– Запись пошла, – эхом ответил звукооператор.
Ассистент режиссера встал перед старым актером и назвал цифры, написанные мелом на хлопушке:
– Четырнадцать дробь два. Пятый. – Он хлопнул и исчез.
Стало тихо. Время словно остановилось, актер закрыл глаза. Даже мухи не летали. Тогда режиссер, устроившийся за своим контрольным экраном, едва слышно бросил: «Мотор!» Старый актер тут же глубоко вздохнул и вытянул вперед дрожащие руки. Он молил небо, проклинал землю, а его лицо, исполненное отчаяния, было залито слезами.
Я замер у стены, разинув рот. У меня было единственное желание: прийти на помощь этому несчастному, но никто даже не пошевелился, кроме оператора, который медленно толкал свою тележку, и ассистента звукооператора, который следовал за ним.
Сам того не сознавая, я тоже заплакал. Шок был слишком велик.
– Снято! – крикнул режиссер.