— Если я петля, то не будем больше об этом говорить. Никогда не будем.
— Ну, не обижайся, извини, — Борис положил руку на её плечо, — прости, я глупость сказал. Но сейчас ведь главное учиться. И тебе и мне. Ну и холод… — Он поднял воротник пальто. — Пойдём в кино?
Целый час они сидели в холодном фойе, ждали начала сеанса и молчали. Потом в полупустом и холодном зале они смотрели фильм. На экране было лето. Чёрное море, лунный берег и двое полуголых влюблённых.
— Что же делать будем? — неожиданно спросила Оля.
Он ничего не ответил.
Её стала бить мелкая, непреодолимая дрожь.
— Пойдём отсюда, на улице я скорее согреюсь. — Оля встала и пошла по чёрному залу навстречу полуголым влюбленным. Ему пришлось идти следом — на улицу, в холод и мрак. Густой, мокрый снег слепил глаза, бил по щекам, забирался за воротник. Он проводил Олю до её общежития и они молча расстались.
На ноябрьские праздники он уехал домой, прощаясь, сказал Оле:
— Придумай что-нибудь…
Он нарочно задержался дома на несколько дней, а когда приехал в город, то узнал, что Оля забрала документы из института и уехала к тётке. Ни адреса, ни фамилии Олиной тёти Борис не знал.
Первый раз в жизни — до пронзительной боли в груди, до тяжелого давящего шума в голове — он почувствовал себя отчаянным, пропащим негодяем. Ему хотелось бежать на вокзал…
Но чем дольше он шёл по улице, ведущей к вокзалу, чем сильнее обдувал его холодный ветер, тем большую власть забирал разум над его кающимся сердцем.
…В те первые дни там, у тётки, Оля не сумела, как надеялась, сразу найти работу где-нибудь в учреждении, и ей пришлось поступить чернорабочей на железную дорогу. Лопатой, похожей на трехтонку, она сыпала на насыпь свинцовый гравий, била тяжелой киркой — изо дня в день, изо дня в день. Руки горели от волдырей, её мутило и шатало… А дома, в маленькой, душной комнате умирала Олина тетка, болезнь её была неизлечимой.
Рядом в коридоре жила старуха. Звали её тетя Катя. Тётя Катя и Олина тётка были давнишние враги. Они воевали непримиримо из-за всего: из-за не так поставленого шкафчика, веника, пролитой воды. В маленьком коридорчике у них было две электрических лампочки: каждая зажигала свою. А когда они обе были в коридорчике, горели сразу две лампочки. «Принципиально», — говорила тётя Катя. Когда Оля приехала, наблюдательная старуха сразу поняла, в каком она положении, и чтобы ещё сильнее досадить своей соседке, в болезнь которой она не верила, на весь коридор бурчала.
