Я уже всё запилил и дорубал корыто топором. Некоторые всё делали пилой, но мы держали марку и дотёсывали для лучшего прилегания — совсем уж халтурить не хотелось. Эти двое поплескались, закрыли воду, но не выходили. Я видел их ноги и одну макушку. Всё было яснее ясного, конструкция была тесная и хлипкая. Она начала раскачиваться, толь ходил ходуном, вот бы порвали. У меня чуть не остановилось сердце. Топор стал невесомым, я поднял его, он вибрировал и бился в руках. Аккуратно, топор тяжёлый и острый, как бритва, это не шутка — им действительно можно было бриться, я воткнул его в какой-то чурбак и пошёл на Валерину сторону. Смотреть, как эта пара дотрахается и вылезет из душа, мне было противно и унизительно.
— Всё, — сказал я, — …дец. Давай прервёмся.
Валера воткнул топор в бревно, спросил:
— Что такое, шеф, слабину решили дать?
— Да, чёрт его знает. Давай сегодня отдохнём. Вторник ещё, а мы восьмой венец доложили. Ну, не в субботу, так в воскресенье закончим. Всё равно потом в Питер едем.
— Сегодня планируете отдохнуть, а завтра с утра к бензопиле?
Ну… да. С утра, конечно, захочется выспаться, пивка, вообще… Иногда хватало пороху после одного вечера отдыха всё-таки начать работать. Первые три-четыре часа были жуткими. Ломало так, что только держись. По лицу и по всему телу тёк ядовитый и страшно вонючий пот, в глазах прыгали разноцветные точки, топором рубил не глядя, а как повезёт. Хотелось курить, но сигареты обжигали и высушивали рот, а вода не приносила облегчения. Потом всё отходило, можно было поесть, выпить чаю. Потом было уже неплохо, а на следующий день совсем хорошо. Бывало по-другому. Валера мрачно бродил по участку, он вообще в этих делах был крепче меня, и говорил знакомым бичам и даже дачникам: Андрей Николаевич устал и принял решение отдохнуть. Ну, я и отдыхал до обеда.
— Ну… начнём с обеда. Всё равно успеем.
Валера начал убирать инструмент. Значит, тоже хотел расслабиться, иначе ни за что бы ни согласился. Я пошёл на свою сторону, занялся тем же. Стоял по возможности спиной к участку этой парочки. После секса в курятнике мне было противно смотреть на эту девчонку, а на парня ещё противней. Инструмент мы заперли в клиентской времянке, пилы сунули в багажник, надели штаны и рубахи и двинули.
На повороте на главную мшинскую дорогу стоял грузовик, с которого торговали страшной чёрной бормотухой и стеклянными банками со свиной тушёнкой. Народу было порядочно — вот что значит вольный город Мшинск. Торгани-ка так в Питере — сейчас заметут. А здесь — явный левак, хорошие тысячи ребята рубят, и никого. Ни ментов тебе, ни закона, ни негодующей общественности. Ничего этого на Мшинской в те благословенные времена не было.
