– Мередит, стой!
Гнев Ричарда тускнел и угасал, словно испорченная лампа. Теперь он выглядел смущенным.
– Перерыв на пять минут! – бросила Гвендолин остальным. – Нет, на десять. Устраиваем антракт. Ступайте!
Второкурсники и третьекурсники двинулись первыми: медленно приходя в себя от волнения и покидая зал по двое, они перешептывались друг с другом. Я почувствовал, что Александр нависает надо мной, и сделал глубокий, успокаивающий вздох.
– Камило, проверишь, все ли с ней в порядке? – попросила Гвендолин.
Он кивнул, а она повернулась к Ричарду.
– А ты извинись перед девушкой, – твердо произнесла она. – И да поможет тебе Бог. Не делай больше ничего подобного, или я попрошу Оливера выучить твои реплики, и ты будешь смотреть премьеру, сидя в зале.
– Прошу прощения, – пробурчал он.
– Не извиняйся передо мной, – раздраженно ответила Гвендолин.
Ричард кивнул – почти смиренно – и проследил, как она медленно идет к своему месту. Затем он, похоже, осознал, что мы пятеро все еще стоим рядом, уставившись на него.
– Расслабьтесь, на самом деле я ей ничего не сделал, – процедил он, и каждое его слово сочилось презрением. – Она просто злится.
Джеймс рядом со мной так сильно сжал кулаки, что у него задрожали руки. Я переступил с ноги на ногу, чересчур взволнованный, чтобы хоть как-то ему ответить, и продолжал смотреть на Ричарда. Александр напрягся, наверное, приготовился, если понадобится, преградить мне путь, если я кинусь на Ричарда.
– Господи, – сказал тот, когда никто из нас не ответил. – Вы все знаете, что она королева драмы.
– Ричард! – укоризненно воскликнула Рен.
Он бросил на нее виноватый взгляд, но лишь на долю секунды.
– Серьезно, – сказал он, оправившись. – Я что, должен извиняться перед вами?
– Нет, конечно, – произнесла Филиппа ровным голосом, который отвлек меня от биения пульса в ушах. – С чего бы? Ты прервал репетицию, испортил сцену, заставил Мило разнимать драку, возможно, порвал костюм, может быть, повредил декорации и нанес увечье нашей подруге… добавлю, не в первый раз. Теперь Оливеру, вероятно, придется разучить твои реплики, сыграть твою роль и спасти представление, когда ты вновь облажаешься. И у тебя хватает наглости обвинять Мередит в том, что она – королева драмы? – Она склонила голову набок; ее голубые глаза были холодны как лед. – Знаешь, Рик, люди не будут вечно мириться с твоим дерьмом.
Она повернулась к нему спиной раньше, чем он успел ответить, и исчезла за кулисами. Она озвучила то, что мы все хотели сказать, и напряжение немного спало. Я выдохнул. Джеймс разжал кулаки.
