Но сейчас у меня море вдохновения. Кто бы ни придумал музеи, он при виде меня сейчас был бы счастлив, потому что ему удалось добиться своей цели. Светит солнышко, небо голубое, а каждая песня «Электрик Лайт Оркестра» обретает еще больше смысла. Я в таком прекрасном настроении, что даже диву даюсь: неужели это все оттого, что впервые за сорок восемь часов я не рядом с мамой?
Вряд ли.
Ну, может.
Возможно.
Ладно, почти наверняка.
Я устраиваюсь в кофейне и глазами ищу официантку. Планирую заказать кофе на безупречном французском («Café», – мысленно произношу я с сексуальным акцентом и зажатой между пальцами сигаретой). Но когда та походит ко мне, у меня язык прилипает к нёбу, и я лишь выдавливаю из себя на чистейшем английском: «Здрасьти можно мне кофе пожалуйста и круассан извините спасибо».
На ее лице не видно понимания, но она больше ничего не спрашивает, а через несколько минут возвращается с чашечкой эспрессо, покачивающейся на крохотном блюдечке, в одной руке и круассаном – в другой. Опускает всё это на стол как бы случайно и, даже не взглянув на меня, уходит.
Проглотив круассан в полтора укуса, я принимаюсь изучать кафе в поисках подходящей натуры. Я сижу возле окна, в ярких лучах жаркого солнца, поэтому снимаю кофту и тихонько достаю блокнот, изо всех сил пытаясь больше не нарушать общественный порядок, как уже это сделала, – громко изъясняясь на отвратительном английском во французском кафе.
Кого бы мне нарисовать? В углу сидят девочки-подростки со сверкающими ремнями и натянутыми на лоб повязками и о чем-то сплетничают. А в двух столиках от них расположились их копии, только среднего возраста: две женщины в белых блузках и с красными губами пьют вино. Я могла бы изобразить бизнесмена, поглощающего чашки с эспрессо одну за другой и читающего газету, но тут замечаю в дальнем углу официантку.
Она стоит, обводя глазами зал ресторана. Взгляд ни на чем не задерживается. Похоже, у нее перерыв, но она не сидит, не курит и не болтает ни с кем. А лишь, немного ссутулившись, прячется в темном углу в самый разгар дня.
Я лезу в сумку за углем, но пальцы нащупывают карандаш, поэтому решаю, что четкие отрывистые линии сюда больше подойдут. Все беспокойство по поводу того, что мне придется слишком явно ее разглядывать, испаряется. Потому что официантка стоит спокойно и вряд ли в ближайшее время сдвинется с места.
Чем больше я смотрю на нее, тем старше она мне кажется. Ее длинные каштановые волосы собраны в высокий хвост, лицо усталое. Черты постепенно становятся для меня лишь набором линий. Фигура превращается в геометрические формы.
