Вам знакомо такое чувство: если какое-то слово встречается много раз, то оно перестает выглядеть как слово? Например, «чаша». «Чаша» – вполне себе обычное слово, но если смотреть на него слишком долго или постоянно проговаривать про себя – «чаша-чаша-чаша», – то оно начнет напоминать иностранное. То же самое я ощущаю, глядя на официантку, потом в блокнот и снова на официантку. Для меня она становится не более чем набором углов: наклон локтя относительно бедер, ромб света на носу, пространство между ног.
И когда на мой лист падает тень, я сердито взмахиваю рукой возле головы, надеясь, что та исчезнет.
– Здравствуйте, – произносит голос позади меня.
Вскинув голову, я замечаю мужчину: у него красивый подбородок и волосы с проседью. Он улыбается.
– Вы американка, да? – Потом показывает на мой альбом. – Художница?
Я смотрю на него, а после опускаю взгляд.
– Ага.
Даже периферийным зрением мне видна его улыбка. Он подается вперед, пытаясь заглянуть в мой альбом. Но я не убираю локоть, загораживающий весь обзор, и он быстро сдается.
– Тут недалеко у моего друга небольшая галерея. Не хотите взглянуть?
Я молча продолжаю вырисовывать нос официантки, а потом говорю:
– Я работаю. – И больше ничего.
Он улавливает мой намек и уходит. Каким бы симпатичным он ни был, я не побегу со всех ног с каким-то незнакомцем из кафе, тем более когда я так близка к тому, чтобы нарисовать что-то действительно стоящее. Вот бы Ник видел, как я отшила этого красивого француза. Господи, нет, нельзя сейчас думать о Нике! Мне плевать, видит он меня или нет.
Тут я бегло задумываюсь: Лена до сих пор моя лучшая подруга или нет? Может, он все ей рассказал и теперь они оба меня ненавидят? При мысли об этом мои внутренности перекручиваются, как раздавленная банка из-под колы. Я выкидываю все ненужное из головы и продолжаю думать только о девушке перед собой.
Должно быть, проходит не больше пяти минут, но, когда она со вздохом уходит на кухню и я опускаю блокнот, у меня дико болят пальцы. Я даже не думала, что настолько крепко сжимала карандаш.
Сначала я горжусь собой. Рисунок хороший, это скажет любой. Пропорции правильные и точные, тени показаны верно, выглядит… интересно. Но женщина на бумаге не похожа на официантку. Мне не удалось передать ее грусть, тревогу – то, как безнадежно она смотрела в никуда, как девушка с картины «Абсент».
Первый мой порыв – уничтожить рисунок. Выдрать его из альбома и порвать на мельчайшие кусочки, которые усеют пол кофейни бумажным снегом. Но это же хороший рисунок. Может, не совсем правильный, но хороший.
