Однажды утром, без предупреждения, всем выдали новые перья. Серые, железные. Расхаживая между партами, учитель объяснял:
— Хотя они и не такие гибкие, как гусиные, зато будут дольше служить и лучше писать.
Ученики рассматривают перья, не решаясь окунуть в чернила, и только Жан, недолго думая, пускает свое в ход. Перо дерет бумагу, но пальцы с ним быстро справляются, оно перестает цеплять, становится послушным. Когда другие наконец решаются начать писать, он уже успевает добраться до второй половины страницы. Таким железным килем он сможет бороздить самые бурные воды.
Для развития и упражнения памяти в школе устраивают состязания чтецов. Жан запоминает легко, но в число лучших не входит. Собственная память представляется ему странной губкой, неспособной выжать из себя все, что впитала.
Однажды утром, сославшись на сильную боль в горле, он пошел к Амону — просить совета.
— Ничего страшного нет, — сказал лекарь, осмотрев его горло.
— На самом деле, я хотел спросить…
— Что же?
— Про память… как можно ее укрепить?
— Учите наизусть, читайте и читайте, тренируйте память, как мышцу.
— Вы сами так и поступали?
— Да. Учил, читал и слушал, очень много слушал. Чего только не рассказывают врачам — вы и представить себе не можете!
— Зачем же это все запоминать?
— Затем, что все эти истории служат мне доказательством того, что Господь расточает свои дары и благодать на ничтожных людей.
Из кабинета медика Жан вылетел, словно на крыльях. Природа распределяет свои милости неравномерно. В его организме некоторые части имеют преимущество перед другими, и именно они сулят большое будущее. Завоевать победу, славу может память. Если пол — это что-то, о чем и говорить нельзя, то на память никаких запретов нет. Веселый, бодрый, он прибежал в свою спальню. Отныне его стихией станет память.
Азартный дух соперничества не совсем отвечает серьезному тону, который задают учителя, но они не препятствуют детям. И Жан не брезгует этой забавой, день ото дня он выступает все успешнее и постепенно входит в число лучших.
Лансло недавно разработал метод изучения греческого языка, использующий новых авторов — Софокла и Еврипида, например. Говорят, он единственный, кто непосредственно знаком с их творениями. А еще говорят, это вещи опасные, поскольку в них рассказывается о людских пороках и непомерной гордыне, причем каким-то очень пестрым языком, способным передать и самое возвышенное, и самое пошлое. В трагических монологах героев упоминаются кровь, тело, легкие. И это звучит еще резче, чем у Овидия, потому что обращено прямо к вам, с театральной сцены. Учитель все подобные места читает размеренным, спокойным голосом и каждый раз замечает, что это образы, фигуры речи, но Жан угадывает за словами трепещущую плоть, горячее дыхание, неумолимую игру телесных соков.
