Он поступает, как обычно: заучивает, декламирует, все дольше, все выразительнее, и раз за разом выходит победителем из всех соревнований: в классе и за его стенами. Однако через несколько недель он устает. Чужие голоса и интонации ему мешают, не дают, как он хочет, остаться наедине с этими новыми текстами. Даже от главного соперника и друга, Тома, он отстраняется, уходит в лес, один. Бродит вокруг пруда или сидит на берегу. Читает вновь и вновь, на разные лады. Слова совсем простые, безыскусные, но гремят у него в голове, рокочут громом, и огненными зигзагами вспыхивают страсти людей и богов. Не говоря уж о ярости женщин. Все, что Жану известно о женщинах: у них белая кожа, нежные благословляющие голоса, они закутаны в шелковые балахоны, — неистовые Антигона, Электра, Иокаста поражают его еще больше, чем царица Дидона. Он попадает с ними в другой климат, в другие широты, к другой расе. Даже деревья в этом новом мире могли бы завопить.
Случается, в этих укромных местах его иногда застигает Тома.
— Запрещенная книга, смотрите!
Жан, сидевший под дубом, вздрагивает от неожиданности. Поднимает глаза на приятеля, но утыкается взглядом в коричневый томик у него в руках.
— Покажите!
Он выхватывает книгу, листает, читает вслух: «Лишь взглянула друг на друга молодая чета, так и влюбилась; души их с первой встречи познали свое родство и устремились друг к другу, как к достойному и сходному»[27].
— Хватит! Тише! — испугался Тома.
Но Жан продолжает: «Глаза их долго и напряженно всматривались, словно они старались припомнить, не видели ли они где-нибудь друг друга и не знавали ль ранее».
Юноши сцепились неприязненными взглядами. У Жана перехватывает горло, но он читает дальше: «Потом, словно устыдившись происшедшего, они покраснели. И вдруг — думается, страсть проникла уже в их сердца, — они побледнели. Словом, в несколько мгновений выражение и цвет их лица менялись тысячу раз и взоры блуждали, обличая душевное потрясение».
— Вернемся. Это непристойно, — вымолвил Тома.
— У них от страсти побелели лица — будто деревья от удара молнии.
— Деревья от удара молнии чернеют.
— Но сначала белеют.
— Не думаю.
— По крайней мере, я их вижу так, — настаивает Жан.
Назад они шагают молча. Новая мысль забилась в голове у Жана: божьи дети дерутся и убивают друг друга за города и королевства, но они могут также с неодолимою силой друг к другу стремиться, как магнесийские камни.
Уже около самой школы Тома спросил:
