Сталин обращал на это внимание Рузвельта.
«К Вашему сведению, — писал он, — должен сообщить Вам, что немцы уже использовали переговоры с командованием союзников и успели за этот период перебросить из Северной Италии три дивизии на советский фронт». И добавлял;
«Задача согласованных операций с ударом на немцев с запада, с юга и с востока, провозглашенная на Крымской конференции, состоит в том, чтобы приковать войска противника к месту их нахождения и не дать противнику возможности маневрировать, перебрасывать войска в нужном ему направлении. Эта задача выполняется Советским командованием. Эта задача нарушается фельдмаршалом Александером». В заключение Сталин отмечал: «Это обстоятельство нервирует Советское командование, создает почву для недоверия»[25].
Черчилль признает это, когда замечает в этой связи в своих мемуарах: «Я прекрасно понимаю беспокойство, которое испытывают русские при мысли о том, что мы можем принять военную капитуляцию на западе или на юге, что позволит нашим армиям продвигаться вперед, совсем или почти не встречая сопротивления, и достичь Эльбы и даже Берлина раньше Советского Союза. Так что, если переговоры завяжутся на этом фронте, который не является второстепенным, подобно итальянскому, то будет невозможно отделить военный аспект от политического».
В своем ответе на послание Сталина от 29 марта, который Рузвельт дал 1 апреля, он ограничился тем, что еще раз все отрицал.
«Я должен повторить, — писал он, — что единственной целью встречи в Берне было установление контакта с компетентными германскими офицерами, а не ведение переговоров какого-либо рода».
Он даже утверждал:
«Все это дело возникло в результате инициативы одного германского офицера, который якобы близок к Гиммлеру, причем, конечно, весьма вероятно, что единственная цель, которую он преследует, заключается в том, чтобы посеять подозрения и недоверие между союзниками». И добавлял: «У нас нет никаких оснований позволить ему преуспеть в достижении этой цели»[26].
По выражению адмирала Леги, «Сталин отмел эти аргументы президента». На самом деле факты, изложенные в послании Рузвельта (подготовленном генералом Маршаллом и адмиралом Леги, так же как и вся корреспонденция президента, относящаяся к этому делу[27]), были неточны и представлены в искаженном свете. Рузвельт хотел убедить Сталина, что переговоры «какого-либо рода» с немцами никогда не имели места.
В своем послании от 25 марта он говорил о «некоторых германских офицерах», между тем как это был генерал Вольф, командующий частями СС на итальянском фронте, который лично вел переговоры. К тому же говорилось просто о «рассмотрении» возможности капитуляции, в то время как активно велись переговоры.
