— К чему эти извинения? — сказал Алан. — Лично я даже рад, что ты слышала.
— Обо мне ты не говорил, — продолжала Диана, — и я за это на тебя не в претензии. Но я надеюсь, что в своих рассуждениях ты отводишь какое-нибудь место и мне?
— Да, отвожу, Ди. Помнишь, ты говорила вчера, что томишься без дела, но для настоящей работы тебе не хватает любви к людям?
— Помню. — Она перевела взгляд на Эдди и Герберта, несколько смущенных ее появлением. — У меня погиб муж, летчик. И мне очень тяжело, я все еще не могу справиться со своим горем, не знаю, куда себя девать. Я сказала Алану, что не могу здесь больше оставаться. Мы говорили об этом вчера. — Голос ее задрожал. — А потом мне показалось, что Алан сильно переменился, и я очень огорчилась. Мы всегда делились с ним своими горестями и радостями. Но теперь я знаю, Алан, почему ты мне показался другим, и теперь я спокойна. А тогда, когда ты сбегал по лестнице с чемоданом, я ненавидела тебя. Я чувствовала, что ты катишься на дно.
— Я тоже чувствовал это, — признался Алан, — только старался убедиться в противном. Когда я с тобой простился на лестнице, я уже знал, что это проигранная игра. А потом я встретил Герберта и Эдди. Они шли ко мне, чтобы поговорить. И я понял, что не должен ехать. Прости, Ди, если я причинил тебе огорчение.
Диана улыбнулась и кивнула головой. На несколько секунд водворилось молчание. Можно было слышать тихое журчание ручья и запоздалый щебет птиц.
— Если я правильно поняла то, что слышала, — несколько стесняясь, начала Диана, — то все вы разочарованы и даже чувствуете себя несчастными, хотя у каждого из вас для этого свой повод. Может быть, причина просто в том, что вы ждали слишком многого. Я не хочу расхолаживать вас, но должна признаться, что я не вижу общего дела, которое вы все хотели бы делать, не вижу, что именно вы могли бы делать все вместе.
— Да, над этим еще надо подумать, — медленно протянул Алан. — Дело в том, что мы пока почти ничего не знаем. Мы успели пока узнать только то, чему научили нас последние несколько дней. Я, например, узнал, что наш класс как класс обречен на гибель и лучше ему не брыкаться. Дело не в старых чудаках вроде дяди Роднея. Он просто фантастический пережиток. Пользы от него, конечно, как от козла молока, но зато и мало вреда. Вот такие разбойники, как Дарралд и вся его шайка, — это настоящее зло. И еще я знаю теперь, что если мы, молодые, не будем стоять друг за друга, мы сгнием на корню.
