— Вроде той штучки, в машине, — перебил Эдди. — Я рассмотрел ее. Злюка, по всему видно.
— Постой, — вмешался Герберт. — Но какое отношение к этому имеет лорд… как его… Дарралд и его «Гэзетт»? Ведь не станешь же ты утверждать, что он и его компания тоже сумасшедшие?
— В том-то и дело, что сумасшедшие, — ответил Алан. — Только на свой собственный лад. Они чертовски заняты и знают, что делают… то есть до известной степени. Им принадлежит власть, и они намерены сохранить и будут сохранять ее, пока им не покажут, где раки зимуют. Но мне интересно, понимаете вы, как я попался на удочку? Представьте себе, что вы возвращаетесь домой и находите людей, которых знали всю жизнь, людей близких, но зашедших в тупик и бормочущих всякий вздор. Естественно, вам хочется встретиться с другими, которые, по крайней мере, думают, что они знают, что делают и куда идут. Вы встречаетесь с ними, и вам понемногу все начинает казаться смесью глупой шутки и бесцеремонного надувательства, и вы делаете неожиданный вывод: «А почему бы и мне не стать компаньоном в этом надувательском предприятии?» Вот, например, был у нас сегодня в гостях один тип, друг-приятель моего старшего брата. Он с юности окунулся в политику, потому что это у них семейная привычка, все его родные всегда занимались политикой, и сейчас он уже товарищ министра, а пройдет немного времени и не успеет он поумнеть, как окажется, вероятно, членом кабинета. Как видите, картина мало веселая. И остается одно из двух: либо все время приплясывать перед ним в надежде попользоваться крохами с его стола, либо встать во весь рост и показать людям, чего стоит и он и те, кто вознес его на высоту.
— Что ж, по-моему, это неплохо, — заметил Герберт. — Отчего ж бы нам и не встать во весь рост, чтоб послать этих господ к чортовой матери? Какие тут могут быть сомнения?
— Никаких! — воскликнул Алан. — И я готов сделать это, когда угодно. Но утром я еще рассуждал иначе. Утром я думал: к чему? Ведь все на свете только пустая комедия…
— Нет, жизнь — дело серьезное, — возразил Герберт. — Мы живем только раз и не имеем права заниматься игрушками.
Эдди ухмыльнулся.
— Ты и раньше считал жизнь таким важным делом, Герберт?
— Да, и раньше. И тебе тоже она не казалась смешной сегодня, когда мы встретились, — не без раздражения ответил Герберт. — А сейчас ты такой храбрый, потому что немного опомнился.
— Это верно. Я немного опомнился, — согласился Эдди и добавил извиняющимся тоном: — Я хотел только подразнить тебя, Герберт. А вообще ты прав.
