И вот Владимир Григорьевич Фёдоров стоит передо мной. Но что-то, судя по виду, не очень, кажется, рад и весел… Что случилось? Куда испарился весь оптимизм?
Молодой капитан проводит меня в подобие кабинета – с первого взгляда заметно, что хозяин его без дела не сидит. В одной половине небольшого помещения стоит заваленный чертежами письменный стол, в другой расположился верстак с металлическими ящиками, на которых в беспорядке громоздится гора инструментов вперемешку с обрезками кусков металла, стружки и миллиона всех тех необходимых рукам мелочей, без которых настоящая мастерская – не мастерская. Огромная кувалда, прислонённая к стене, колоритно дополняет картину второй, рабочей половины кабинета. Интересно, что он ею делает? Такой ведь и рельс можно согнуть? Впополам с пары ударов?
Со стены, что над столом, гневно насупив брови, на рабочий хаос презрительно взирает Михайло Илларионович Кутузов. Единственным своим глазом. Разумеется, не лично – с портрета.
— …А я сейчас на Сестрорецком заводе всё больше пропадаю, господин Смирнов, да здесь служу, в академии… — без умолку тараторит Фёдоров, разгребая стол. — Так сказать, на два фронта. Прошу простить за беспорядок… Как ваше здоровье? Оправились от ранения? Ну и отлично! Рекомендую минеральные воды – говорят, сильно укрепляет…
Нет, это всё хорошо – Сестрорецкий завод, Кавказ и все дела – но я сюда пришёл вовсе не выслушивать советы о здоровье… Как поживают автоматы? Где опытные образцы и вообще – когда революционные винтовки будущего поступят на вооружение?! И поэтому, не став дослушивать поток ерунды, я перебиваю:
— Как поживают мои чертежи, Владимир Григорьевич? Доработали? Испытали уже надеюсь?
При этих словах штабс-капитан как-то съёживается, словно ему внезапно стало холодно. Руки начинают хаотично шарить по столу, будто хозяин их потерял там что-то важное. Так… Не понял?
— С вашими чертежами, Вячеслав Викторович, худо! — выдавливает, наконец, из себя хозяин беспокойных рук. — Совсем, худо…
И Фёдоров начинает рассказывать.
Новая конструкция настолько захватила молодого инженера, что чертежи, говоря современным языком, «для презентации» были созданы за пару недель. Трезво рассудив, что не следует выдумывать новый калибр, тот сделал обе винтовки под патрон семь-шестьдесят два, как у «Мосинки», только укороченный. Далее, по его словам, капитан настолько не сомневался в жизнеспособности идеи, что, не став дожидаться создания опытного образца, сразу же явился на комиссию Артиллерийского комитета. К слову, Артиллерийский комитет при главном артиллерийском управлении – орган, отвечающий за введение любых новых видов вооружения в царской армии. И вот тут, нежданно-негаданно начались проблемы. Едва представив доклад о новых автоматических винтовках, инженер внезапно столкнулся с самым серьёзным противодействием и жёсткой критикой разработок. Даже некий полковник Ростислав Августович, прости господи, Дурляхер, по словам Фёдорова – светлейшая голова и ясный ум, встал в непримиримую оппозицию к новаторскому оружию…
