Холодный мир | страница 63
Ракета Дэна поднимается в воздух и исчезает в облаках, как иголка в подушке. Минутой позже на экране возникает изображение с внешних камер, демонстрирующее капсулу Хэмпстеда, свободно плывущую в космосе на фоне Земли. Центр управления полетами вызывает его, и он отвечает с техасским акцентом.
– Слышу вас хорошо, Годдард. Пока что в целости и сохранности. Ну и потрясающий же вид отсюда!
Раздаются радостные крики, и камеры переключаются на внутренние изображения уже выведенных на орбиту капсул, потому что все сейчас хотят увидеть, что там у них все в порядке. Вокруг планеты кружатся уже дюжины белых цилиндров на фоне черной бездны с парой маленьких звезд, мерцающих вдалеке.
Следующим взлетает Гарри Эндрюс, так что я начинаю нервничать еще больше. Пообщавшись с ним лишь несколько часов, я чувствую, что знаю его много лет.
Настоящее дежавю видеть, как ракета взлетает и исчезает из вида. А потом в наушнике раздается голос Гарри.
– Я в порядке. Чувствую себя как кусок пирога. Пока еще не надкушенный.
Я смеюсь и краем уха слышу, как центр управления полетом объявляет: «Платформа 39С, готовьтесь к старту».
Начинается обратный отсчет: тридцать минут… десять… одна.
– Доктор Синклер, подготовиться к отрыву.
Все мышцы как будто начинает покалывать, ладони потеют, и я ошарашенно кручу головой, осматривая капсулу.
– Доктор Синклер?
– Да, я тут. Я готов.
Я всегда был готов.
Ракета издает не то скрип, не то металлический рев, как робот, выходящий из режима гибернации.
Десять.
Девять.
Восемь.
Семь.
Голос, ведущий отсчет, откатывается куда-то далеко, так что «шесть» я вообще не слышу. Капсула дрожит, как многоквартирный дом во время землетрясения.
А затем следует взрыв, и ракета начинает движение, притом очень быстрое. Когда я смотрел на экраны и взлеты других ракет, все казалось таким медленным, но сейчас у меня такое ощущение, что я в парке развлечений, а мой вагончик американских горок сошел с рельс. Первые две секунды это восхищает, но мгновенно я понимаю, что с трудом могу дышать. Тяжесть, подобно слону, вдавливает меня в кресло. Я совсем не могу думать и лишь слегка – видеть.