Додхудай закрыл глаза и долго молчал. Затем как бы спросонья он открыл глаза и в недоумении огляделся вокруг.
Турсунташ тоже невольно огляделась, недоумевая, что такое увидел ее хозяин.
— Да, вот чудеса, увидел я еще один сон. Удивительный сон. Ну, скажи-ка, что я увидел?
Девочка в растерянности молчала и едва выговорила:
— Откуда мне знать…
— Правильно. Сон видел я, откуда же тебе знать. Но надо, чтобы ты знала, надо, чтобы ты обязательно знала. Я должен подробнейше все тебе рассказать. Думаю, что аллах не простит мне, если я утаю какие-нибудь подробности. Видел я, что аллах обеспокоен твоей судьбой. Надо непременно исполнить его волю, а то он накажет и тебя и меня.
— Но как узнать мне его волю? Вы говорите так непонятно…
— Правильно. Откуда тебе все знать, если я не расскажу. Садись же около меня и слушай. Да подвинься поближе ко мне!
Турсунташ немного подвинулась к калеке и немного повернулась к нему лицом. Ее заинтересовало уже, что там он увидел во сне.
— Да, своими глазами я видел и своими ушами я слышал, что аллах обеспокоен. Но все же по виду его можно было понять, что он бесконечно рад твоему приходу в мой дом. А теперь, если мы как можно скорее не исполним его воли, он проклянет нас и нашлет всяческие напасти. Да, чем быстрее мы исполним его желание, тем лучше. Знаешь ли, что ты теперь должна делать…
В это время в комнату вошла пожилая, согбенная женщина. В одной руке она держала большую чашку, а в другой чайник. Сейчас трудно было бы узнать в ней некогда молодую, совестливую и добрую Халпашшу, которая так и состарилась в этом доме, глотая отраву совместной жизни с завистливой и бесстыдной Кимматпашшой. Халпашша, как мы уже знаем, сделалась матерью недоноску и паралитику Додхудаю, заменила ему бедняжку Шамсикамар. Вместо радости она видела в жизни одни только страдания, погибли все ее лучшие мечты, и стремлением совершить благодеяние она тоже ничего не добилась. Только сморщилось ее лицо, согнулся некогда стройный стан, увяла и разрушилась красота.
Халпашша поставила на дастархан принесенные ею чайник и чашку и обратилась к юной помощнице:
— Если ты уже умыла его, то иди и займись своим делом. Я сама накормлю его.
Турсунташ направилась было к выходу, как вдруг Додхудай крикнул:
— Эй ты, вернись!
Турсунташ так и застыла на месте.
— Сама ты иди в комнату! — приказал Додхудай старухе. — Кормить меня будет она. Пусть впредь кормит меня она! Не утруждай себя, когда есть готовая помощница, — сказал он, обратился к девочке, указывая возле себя место: — Садись сюда!
