— Ладно, поступай, как хочешь. А я теперь стала не нужна тебе? — сказала бедняжка и направилась к двери.
— Что, что ты проворчала? Говори слышнее! — Халпашша, не прекословя, вышла из комнаты. Воцарилась тишина.
Девочка довольно резко отодвинулась, даже, можно сказать, отпрянула от калеки.
— Что это за выходка? Ты что, хочешь сбежать от меня? Иди, иди же ко мне, садись ближе, не съем я тебя…
Из послушания хозяину Турсунташ опять хотела подвинуться поближе к нему, но видно было, что все ее юное существо сопротивляется этому. Больше всего ей хотелось бы сейчас вскочить и убежать, но осмелиться на это она никак не могла бы. Раздираемая всеми этими чувствами она молчала, потупясь.
— Что же ты на меня не смотришь, — не унимался калека, ну-ка живо взгляни на меня! Кому говорю! Да смотри веселее. Что сказали твой отец и мать: «Вверяем нашу дочь вам, а вас — богу». То-то вот и оно. А отцу разве можно прекословить? Наверное, ты помнишь и, слова бабушки Тути, которая за руку привела тебя ко мне. Что говорила бабушка Тути? Ну-ка вспомни… А она говорила вот что: «Как хорошо для бедняжки Турсунташ, что на свете оказались вы, хозяин. Вон какая она красивая, соблазнительная девочка. Сводники эмира рыскают по всем кишлакам. Если они проведают о существовании Турсунташ, не миновать ей эмира. Пропадет девочка ни за грош». Ну-ка вспомни, говорила это бабушка Тути или нет? Говорила. А эмиру ты понадобишься на одну только ночь. Да, на одну только ночь ты станешь лакомым угощением для эмира, а утром тебя прогонят прочь. Я не буду тебя ничего заставлять делать насильно, но ты хорошенько подумай. Если же скажешь мне «нет», то сразу отдам тебя сводникам эмира. И тогда — пеняй на себя…
Тоска и печаль наполняли сердце Хатама, но у него не было другого выхода, кроме как безмолвно носить их в себе.
В доме, куда он приходил для исполнения своих тягостных обязанностей, был один только свет, но зато это был свет души, свет звезды, свет, искупающий всю остальную тьму его жизни.
Когда ему удавалось хоть мельком увидеть опять ту девушку, которую увидел он в первый день своего прихода сюда, забывалась вся грусть, небо опять становилось синим, а солнышко красным. Но девушка мелькала где-нибудь вдали и тотчас пропадала из глаз. Дом Додхудая поглощал ее и ревниво прятал в своих недрах. После этих редких и коротких мгновений Хатамбек чувствовал себя словно пробудившимся от сладкого сна.
И вот снова наступила пятница. Надо опять нести Додхудая на закорках в мечеть, а потом и обратно.
