. Двойственный характер этого источника (с одной стороны — агиографическое повествование, с другой — рассказ очевидца), разумеется, только осложняет точную оценку отдельных его моментов.
Применительно к появлению различных версий повести В. А. Кучкин придерживается взгляда о «враждебном отношении» автора начальной версии к хану Узбеку с его «резко отрицательным отношением к установлению господства татаро-монголов над русскими землями и последующему проявлению этого господства»[457]. Предложение о принципиально антитатарской позиции тверского автора «Повести» вызывает все же некоторые сомнения[458]. Если принять наибольшую близость к исходному варианту текста тех его версий, в которых наиболее отчетливо выражены протверские симпатии[459], то получится следующая картина.
Как «источник всех зол», обрушившихся на Тверь, изображен посол Кавгадый[460]. Мнение В. А. Кучкина о том, что стремление представить Кавгадыя главным виновником происшедшего характерно лишь для поздних версий «Повести»[461], не соответствует действительности. С В. А. Кучкиным следует согласиться только в том, что в поздних версиях все более затушевывается причастность к этому Юрия Московского[462]. Эго следует объяснять «сглаживанием» реальных исторических конфликтов, связанным со все увеличивающейся идеализацией прошлого Московского княжества; подобная ревизия традиции осуществлялась в процессе образования Московского государства. О московской «Степенной книге» XVI в. Г. Штекль говорит, что «в ней представлено не столько изобилие фактов, сколько, в гораздо большей степени, редактирование предания с целью прославления Московского царства»[463]; только этим можно объяснять явно преднамеренное помещение одной из версий «Повести о Михаиле Тверском» в одну из «степеней» московской царской генеалогии «Степенной книги»[464]. История Твери, соперницы Москвы, как бы «втягивается» здесь совершенно естественным образом в историю Московского царства.
В более ранних источниках, которые лишь и имеют значение для прояснения подлинных обстоятельств дела, хан Узбек также приобретает черты злодея, хотя и не столь часто, как Кавгадый[465].
Передача ярлыка на великое княжение Юрию (1317 г.) изображается и комментируется в «Повести» следующим образом:
«минувъшу же единому лету и пакы безаконнии Измаилтяне не сыти сущи мъздоимъства, его же желаху, взаиме много сребра и даша великое княженье князю великому Юрью Даниловичю…»
