. Что ж, у местного населения были основания не доверять такого рода гостям, поскольку их интерес к русским городам, случалось, содержал скрытый умысел, а привезенные ими сведения поступали к иноземным государям в виде разведывательных данных.
Нередко бывало и так, что ганзейцев в русских городах насильно принуждали к отъезду или сажали под арест. Случалось, что новгородцы нападали на Немецкое подворье или грабили церковь Св. Петра. С другой стороны, русские также временами жаловались на дурное обращение с ними в ливонских городах, утверждая, что они подвергаются там грабежам, побоям и даже убийствам. Конфликты вспыхивали довольно часто. В подавляющем большинстве случаев корень зла находился не в религиозных разногласиях, национальной неприязни или политических противоречиях, а в характере тогдашнего торгового обмена, предполагавшего как честные сделки, так и самое откровенное жульничество. «Не обманешь — не продашь» — что лучше этой старой русской поговорки выразит тягу к мошенничеству, весьма распространенную в торговых кругах тех времен?
На протяжении почти всего XV в. главными поводами для русско-ливонских разногласий в сфере торговли являлись «наддачи» (Upgift — шкурки, прилагавшиеся к партиям пушнины) и «колупание» выставленного на продажу воска, т. е. взятие проб для установления его качества. Русские выступали против подобной практики, однако ганзейцы неизменно настаивали на сохранении «старого обычая», ссылаясь на случаи мошенничества, когда в партии мехов недобросовестные продавцы подменяли дорогие шкурки дешевыми, а воск поставляли с залитыми внутри камешками, шишками и прочим мусором. Но и у ганзейских купцов временами рыльце было в пушку, и тогда обиженные новгородцы адресовали ливонским городам обоснованные жалобы на слишком короткие куски сукна, которые они оплачивали как стандартные, слишком легкие мешки с солью, слишком маленькие бочонки меда или вина.
Такое происходило нередко, но обоюдная заинтересованность сторон и восстановлении торговли неизменно приводила к устранению причин конфликта. Провинившегося ганзейского купца староста Немецкого подворья подвергал наказанию — штрафу или даже аресту (специально для таких случаев на подворье существовала тюрьма). Сведения о злостных нарушениях сообщались руководству Ганзы и разбирались на заседаниях ганзетага, съезда представителей ганзейских городов. В самом Новгороде споры горожан с ганзейцами разбирались тысяцким, посадником или архиепископом, который при отсутствии в Новгороде сильной княжеской власти часто выступал как посредник в переговорах между новгородцами и представителями Немецкой Ганзы.
