— Взять!
Гестаповец вперил взгляд в мельника.
— Взять!
Солдаты потянулись к нему, но их опередил полицай: он заслонил мельника собой, и тут же на него обрушился удар прикладом автомата. Удар в плечо был сильный, однако полицай устоял на ногах. Глядя на гестаповца исподлобья, с деланной улыбкой произнес:
— Сказать хочу…
Рядом с гестаповцем оказался староста, что-то проговорил ему вполголоса, и тот резким жестом руки отстранил солдат, готовых было разрядить в полицая автоматы.
— Говори! — велел офицер.
— Освободи всех. Всех! — потребовав полицай.
Снова люди во главе с Джунусом не спеша, с достоинством вернулись к аульцам.
— Зачем ты всех виновными считаешь? — укоризненно проговорил полицай.
Староста перевел гестаповцу его слова, и тот с интересом посмотрел на полицая.
— Вот эту женщину я задержал на улице, она мне призналась, что стреляла в ефрейтора…
Полицай вытолкнул вперед Анфису, но еще до этого у нее предательски подкосились коленки, и все же она нашла в себе силы посмотреть на него с презрением.
В толпе кто-то произнес с приглушенным гневом в голосе:
— Зачем ты это сделал?
И полицай зло, не оглядываясь, ответил:
— Так надо… А вы всех погубить хотите?
От этих слов Джунус пригнулся.
Анфиса стояла на виду у людей, и как ей ни было трудно, а старалась держаться прямо.
Горький ком застрял в горле, надо бы слово сказать, да воздуха ей не хватает. А мост как же?
Силы покинули ее, и она, чувствуя, что теряет сознание, в последний миг нашла взглядом Джунуса; старик сделал ей знак: «Держись!»
…Репортер подвез ее на машине, и не успела даже проститься с ним, а не то чтобы пригласить в дом, как он уехал. Ну, что теперь скажет она людям?
Станичники дымили, устроившись на скамейке у ее дома.
С чего же все началось? Нашел Анфису орден, и ее вызвали в район. До сих пор в жизни Анфисы Самохваловой все шло тихо, без всплесков… Выходит, все дело в ордене? А то чего бы пожаловал к ней фотограф? Война… Ну, это ты зря, Анфиса, лучше взгляни на дело спокойней, не горячись. Взять хотя бы Саньку. Что она, на войне была? Нет. А попала на трибуну, на всю область известность приобрела, уважение ей оказали, стулья-кровати выделили… Санька… А, может, когда на трибуну взошла, в ней замкнуло что-то? Ладно, иди, люди тебя ждут, не ко времени вдруг про Саньку вспомнила.
Ей навстречу раздались голоса.
— Чего это он? — недоуменно спросил Лука.
— Как с цепи сорвался! — пояснил кто-то.
— И то верно! — согласились с ним.
