Буз ткнул пальцем в пуговицу на его животе.
— То есть? Ты спрашиваешь или отвечаешь?
Коун разволновался и хотел получить ответ сейчас.
Буз гримасничал, явно пытаясь что-то сказать. Но получилось только нечленораздельное мычание.
Он заметался, запрыгал, стал издавать различные звуки и готов был разрыдаться.
Чтобы его успокоить, Коун завел патефон и поставил пластинку с Кол нидрей[10] в исполнении своего отца. Не теряя уважения к Творцу, певец из самой глубины своей души исторгал великую жалобу, полную страстной любви к Богу, печали о мире и сострадания к человечеству. Сочный баритон потряс своды пещеры. Кантора давно уже не было в живых, а его голос сохранял свежесть молодости. Хорошо, что отец не дожил до Дня Опустошения. Уж эту-то трагедию он Ему наверняка бы не простил! Даже после Катастрофы было немало сомнений и недоразумений.
«Шма, Исроэль, адонай элокейну, адонай эхад… — пел кантор, вознося славу Господу. — Слушай, Израиль! Господь Бог наш, Бог — един…»
На лице шимпанзе было написано крайнее удивление. Он держал лампу над головой с таким видом, как будто перед ним неожиданно возникла кобра и он хотел ясно видеть грозящую опасность. Или тайну. А может быть, он просто пытался разглядеть, откуда несется голос кантора? Коун взял лампу и подвел Буза к патефону. Он объяснил, что голос записан на пластинке, но Буз, даже не взглянув на то, что ему показывали, бросился к выходу и там уставился в темноту. Волосы шевелились у него на голове, зубы сверкали, а в горле клокотало.
Коун поднял лампу повыше.
— Что ты там видишь?
Сколько Келвин Коун не всматривался в темноту весенней ночи, ему ничего не удавалось разглядеть. У него появилось странное чувство: не то ему предстоит бороться с динозавром, не то в пещеру вот-вот влетит дракон во всем боевом оперении. Но ничего подобного не происходило. Ему показалось, однако, что где-то там, в глубине ночи, раздался крик и чья-то тень прошмыгнула между хижиной и лесом.
Коун тихонько вышел из пещеры. Звезд не было видно, но из-за леса вставала изумрудная луна. Он постоял некоторое время, прислушиваясь к ночи. Когда он вернулся, он увидел, что Буз жадно вдыхает раздувающимися ноздрями какие-то запахи, проникающие в пещеру.
Утром Коун отправился работать на рисовое поле, а Буз умчался в лес. Коун увидел, как он прыгал с дерева на дерево, играя в ветвях акаций и эвкалиптов. Он сломал ветку, потащил ее наверх, а потом с визгом, волоча ветку за собой, устремился вниз, к подножию холма. Начался дождь, и Буз, как индейский вождь, запрыгал под его струями.
