И он сам принялся сочинять истории, хоть и не считал себя способным сочинителем. «Потому я и сделался копателем костей, что мне всегда недоставало воображения, — заметил Коун, — хотя по части пересказа того, что я знаю или сам пережил, я достаточно силен. Поэтому, вместо того, чтобы выдумывать то, чего никогда не было, — хотя, надо сказать, то, что сочинили многие другие, вполне могло произойти на самом деле — я просто буду пересказывать увиденное и пережитое. Назовем это моей семейной историей».
— Я второй сын раввина, который прежде был еще и кантором. А сам он был первенцем раввина (зихроно ли-враха[9]), моего дедушки. Дедушку убили во время погрома. Вряд ли доктор Бюндер рассказывал тебе о погромах, так что об этом ты, наверняка, ничего не знаешь.
Буз не среагировал.
— О Катастрофе ты, конечно, тоже ничего не слышал. Если хочешь знать, Катастрофа была Великим Всеобщим Погромом и его неизбежным следствием было Великое Опустошение. В следующий раз я расскажу тебе об этом.
Буз погладил себя двумя руками по груди, показывая, что он полон ожидания интересного.
Коун рассказал, как его отец, выполняя завет дедушки, учился и стал раввином, отдав, таким образом, долг уважения породившему его.
— Следуя тому же принципу, и я избрал путь отца и деда, но сложный комплекс причин увел меня с этой дороги на другую. Я предпочитаю не касаться, по крайней мере сейчас, личных склонностей и событий, которые повлияли на мое решение. Дело не в том, что я уклонялся от выполнения обязательств, но — как бы получше выразиться? — всему свое время и место.
Истины ради Коун все же признал, что одной из существенных побудительных причин была потеря интереса к религии, при том что интерес к Самому Богу у него всегда сохранялся.
— Иначе говоря, сохранялось приятие Первопричин, но отбрасывались их теологические последствия. Поскольку меня продолжало волновать таинство Творения, не стоит удивляться тому, что, в конечном итоге, я обратился к науке. В заключение сказанного замечу также, что, как мне стало известно, именно поэтому мы с тобой сейчас сидим рядом и слушаем друг друга, меж тем как другие ушли в небытие.
Шимпанзе зевнул, а Коун спросил:
— А ты? Что ты можешь рассказать о себе? Где и когда ты встретился с доктором Бюндером? Как он повлиял на твое формирование? Родился ли ты в Америке или, скажем, в Танзании или Заире? Как ты попал на океанографическое судно? Как случилось, что во время Бедствия вся команда и ученые покинули корабль, а ты остался? Я угадываю в тебе прекрасную способность к общению и надеюсь, что, рано или поздно это общение станет возможным и ты мне все расскажешь.
