Повести. Рассказы | страница 7



Потом мы остались с Симой вдвоем. Нам было очень приятно от этой заботы.

Как жалко, что люди маловато дарят друг другу доброго внимания, теплоты. А ведь такие минуты — могучее лекарство. Оно задерживает старость, омолаживает человека.

Уж это точно. Я не преувеличиваю, нет…

Нам все нравилось в тесных монастырских кельях с маленькими сводчатыми окошками, похожими на бойницы. Даже тяжелые нелепые карнизы под потолками и трубы водяного отопления, выкрашенные в дико-синий цвет. А распускавшиеся за окном кусты сирени и клены, зеленая клумба у мрачной, вызубренной временем и людьми кирпичной стены были какими-то сказочными…

Как мало нужно человеку, чтобы мир казался ему не хуже, чем он есть на самом деле!

О Сергее Сергеевиче Сима сказала:

— Какие у него хорошие глаза! Светлые, чистые…

Я согласился и добавил:

— Оля тоже хороший человек.

— Милая, очень милая!..


С неделю я вскрывал фурункулы, следил за перевязками, прописывал растирания. А потом пришел мой первый день. Первый день серьезного испытания.

В больницу привезли с приступом аппендицита женщину лет двадцати восьми. Под ее тонкими стремительными бровями — колючие глаза. Строгие и решительные. Я подумал: такие глаза больше идут мужчине.

После осмотра больной я тоном многоопытного хирурга сказал:

— Что ж, будем оперировать.

В ординаторской снял с вешалки ни разу не надеванную с красным кантом пижаму и вдруг сообразил, что сейчас действительно буду оперировать…

Ну да. Я — доктор. Я — хи-ру-рг…

Холодок пробежал у меня по спине и пропал. Будто и не было его.

Вот и отлично. Чего волноваться-то?

В операционной я пустил песочные часы и стал мыть руки. В нос мне ударил запах нашатырного спирта.

Хирурги двадцать минут моют руки с мылом и нашатырным спиртом. Десять одной щеткой и десять другой.

…Двадцать минут и ни секундой меньше мыл, холил свои руки Иван Спиридонович, хирург полевого госпиталя. А вымыв, он поднимал их перед собой ладошками вперед и нес к операционному столу. Нес, как в старину носили чудотворные иконы.

— Руки мои всемогущи, как бог, — говаривал Иван Спиридонович. — Они могут воскресить человека, а могут убить.

Два года я прослужил в одном госпитале с Иваном Спиридоновичем. На моих глазах он погиб, когда нес свои руки к операционному столу.

Бомба разорвалась рядом с нашим домиком. Осколок ударил моего хирурга в грудь. Как мне показалось, даже падая замертво, он не забыл, что надо беречь свои всемогущие руки: упав на спину, он держал их перед собою, будто продолжал нести их к операционному столу…