Повести. Рассказы | страница 47
Она стояла передо мною и была такою несчастной, обессилевшей от беды, что мне захотелось обнять ее, приласкать. Я было направился к ней, но она ограждающе подняла свою маленькую, бледную-бледную ладошку. Я понял, что она не только несчастная, обессилевшая от беды, но и чужая мне — отказалась от меня…
— Все не правы, все плохи — только ты прав и хорош, — говорила она с насмешливой улыбкой. — Ты — эгоист, упрямец и жестокий человек!..
К нам постучались. Дверь приоткрылась, в щель просунулась седая бородатая голова конюха.
— Серафима Андреевна, поторапливайтесь, а то опоздаем, — сказала голова и исчезла.
— Ты куда?! — вдруг испугавшись, воскликнул я.
Сима подала мне телеграмму, в которой говорилось, что ее мать очень тяжело больна.
Я растерялся:
— Как же так… ты уезжаешь. Нам надо поговорить…
— Некогда. Опаздываю на поезд.
— Я провожу тебя до станции… Дорогой поговорим…
— Нет. Не надо, — решительно сказала Сима. Настолько решительно — мне даже не поверилось, что моя Конопушка может быть такой. — Не надо, — грустно повторила она. — Подумай обо всем хорошенько и потом напиши. Где будем работать, где жить… И главное — как жить.
Она подошла ко мне, приподнялась на пальчиках, холодно поцеловала в щеку и отстранилась.
Крупные слезинки скользнули по ее щекам. Сима смахнула их небрежно и вдруг бросилась ко мне на шею. Зарыдала…
С у б б о т а.
Пил.
Философствовал.
Спал.
Снова пил.
В о с к р е с е н ь е.
Опохмелился.
На философствование не тянуло.
Опять пил, потом спал шестнадцать часов подряд… Мучительно! На кровати к утру не осталось ни подушки, ни одеяла, ни простыни…
Приходила Оля.
Увидела мою небритую, распухшую образину и разрыдалась. Едва успокоил.
Она сказала, что Степан узнал о моем увольнении и поднял скандал, ругал Божедомова и заведующего райздравом. Хотел идти ко мне, но ему сказали, что я уже уехал. Потом у него был тяжелый нервный припадок. Ведь он в войну был контужен…
Она просила, чтобы я осторожнее ходил по больничному двору, а то Степан увидит меня или кто-нибудь из больных передаст ему — и он опять устроит скандал, опять ему будет очень плохо.
И еще Оля, моя добрая, моя хорошая Оля просила меня не пить, взять себя в руки.
Мне было очень стыдно…
П о н е д е л ь н и к.
Надо было идти брать расчет да ехать в область, узнать, что делать дальше. Дадут в другом месте работу или уезжать совсем из области?
И Сима ждет моего письма.
Ладно, успеется! У бога дней много…
Весь день читал пьесы Чехова. Все они грустные, похожие на тихую, прозрачную осень… Читал я, читал — и у меня появилась жажда морозной, буранной зимы.