— Что тебе не нравится здесь?
— Не нравится, что вы джегу превратили в надругательство над аулом. Виданное ли дело, чтобы на джегу, вопреки обычаю, возвеличивали девчонку, на губах которой не обсохло молоко, да еще в присутствии старшей сестры!
— Нет, ты лучше скажи открыто. Мы знаем, о каких обычаях ты тоскуешь. Тебе было хорошо, когда ты, надувшись, как индюк, гордо стоял впереди и аула не видно было за твоей спиной. Ну что же, надевай траурное одеяние и затворяйся в своем доме — твоих обычаев больше не будет. По нашим обычаям честь и первенство принадлежат не тому, кто родом знатен или имуществом богат, а тому, кто трудом и разумом достоин этого.
— Правда не в том, что ты скажешь, а в том, что скажет аул! — выкрикнул кто-то из-за спины Хаджирета.
— А мы сейчас спросим! — сказал Доготлуко и, подняв голову, громко крикнул:
— Аул, находите ли вы неправильным порядок сегодняшнего джегу?
На минуту говор вновь вскипел над толпой. Послышались выкрики: «Правильно!» — «Чего это вы затеяли разговор с этими тыквоголовыми?»
Тут выступил вперед Исхак.
— Старик, которого пленил джегуако, — важно и рассудительно сказал он, — один из тех стариков, которые пользуются наибольшим доверием. И девушка в сегодняшнем большом деле превзошла достоинством других аульских девиц. Эти мудрые письмена, которые так красиво вычерчены и сверкают перед взором всего аула, написаны ее рукой. Такое мастерство мы впервые видим среди наших аульских девиц. А то, что старшая сестра присутствует здесь, — это пусть не будет помехой. И в старину такое случалось, что известные своим умом и достоинствами девицы отдавали на определенный срок старшинство младшей сестре. Значит, ничего предосудительного здесь не произошло и обычаев мы не нарушили.
Исхак важно обернулся к Нафисет и прибавил:
— За то одно, как искусно ты танцевала, моя славная, ты заслуживаешь похвалы. Будь счастлива!
Хаджирет, окончательно теряя самообладание, взбешенно выкрикнул:
— Исхак, ты подкуплен! Ты бессовестный старик и говоришь неправду! Никто никогда не видел такого беззакония на джегу!
Исхак, уверенный, что все благополучно улажено, уже возвращался на свое место среди стариков. Но, услышав слова Хаджирета, он резко обернулся, гневным ударом вонзил свой костыль в землю и, напрягая голос, крикнул:
— Ты обвиняешь меня в незнании наших обычаев! Но сам-то ты знаешь обычаи? Как же ты посмел сказать такие слова мне, старику?
Два родственника Исхака, приняв обидные слова, брошенные Хаджиретом, как оскорбление их роду, схватились за рукояти кинжалов и рванулись вперед, но десятки рук удержали их.
