.
Открытый коридор в данном случае тоже движется, раскачивается, хлопает раздвижными тамбурными дверями, а мимо него проносятся бетонные заборы, гаражи, промзоны, садовые участки, платформы.
Платформы «Левашово», «Песочная» и «Белоостров» электропоезд проследует без остановок.
Какие-то пассажиры подают музыкантам, какие-то как занимались своими делами, так и занимаются. Например, мужики на скамейке напротив пьют «Балтику Тройку».
Разве что один из них, пригубив, вдруг выдает, задумчиво уставившись в окно:
– А мне все-таки как-то больше Цветаева нравится…
1962 год.
После Парголово Иосиф еще какое-то время принимал участие в общем разговоре о сути литературного творчества, а потом и совсем замолчал, стал смотреть в окно.
Из эссе Иосифа Бродского «Поэт и проза»: «Всякое сказанное слово требует какого-то продолжения. Продолжить можно по-разному: логически, фонетически, грамматически, в рифму. Так развивается язык, и если не логика, то фонетика указывает на то, что он требует себе развития. Ибо то, что сказано, никогда не конец, но край речи, за которым – благодаря существованию Времени – всегда нечто следует. И то, что следует, всегда интереснее уже сказанного – но уже не благодаря Времени, а скорее вопреки ему. Такова логика речи…
Служенье Муз прежде всего тем и ужасно, что не терпит повторения: ни метафоры, ни сюжета, ни приема. В обыденной жизни рассказать тот же самый анекдот дважды, трижды – не преступление. На бумаге же позволить это себе невозможно: язык заставляет вас сделать следующий шаг – по крайней мере, стилистически. Естественно, не ради вашего внутреннего (хотя впоследствии оказывается, что и ради него), но ради своего собственного стереоскопического (-фонического) благополучия. Клише – предохранительный клапан, посредством которого искусство избавляет себя от опасности дегенерации. Чем чаще поэт делает этот следующий шаг, тем в более изолированном положении он оказывается.
Многие вещи определяют сознание помимо бытия (перспектива небытия, в частности). Одна из таких вещей – язык».
Перед глазами проносятся покосившиеся деревянные заборы дачных участков, пристанционные магазины, стоящие у подножья железнодорожной насыпи на полосе отчуждения дети, которые машут руками пролетающей мимо электричке.
Воротишься на родину. Ну что ж.
Гляди вокруг, кому еще ты нужен,
кому теперь в друзья ты попадешь?
Воротишься, купи себе на ужин
какого-нибудь сладкого вина,
смотри в окно и думай понемногу:
