Разгром «Синтаксиса» и посадка Александра Гинзбурга (всего он имел три судимости – в 1960, 1967 и 1978 годах) – события сами по себе, имеющие отношение, скорее, к области общественно-политической, нежели к литературно-художественной, стали рубежами в жизни тех самых тридцати с лишним поэтов, произведения которых увидели свет на страницах альманаха.
Запуская, говоря современным языком, проект «Синтаксис», Александр Ильич не мог не понимать (особенно, когда об альманахе заговорили на Западе), что все его участники окажутся под пристальным вниманием КГБ, и далеко не все найдут в себе силы противостоять этому «пристальному вниманию».
Разумеется, каждый из них был вправе сделать свой вывод из происшедшего, а также из первого (и не всегда последнего) столкновения с «комитетом».
Исключение составила разве что Наталья Горбаневская, исключенная с филфака МГУ (не без участия КГБ) и учившаяся на тот момент заочно на филфаке ЛГУ. Будучи самобытным и одаренным поэтом, Наталья Евгеньевна была уже достаточно известным в Москве диссидентом. Первые столкновения с «конторой» у нее произошли еще в 1956 году.
Свой вывод из происшедшего сделал, надо думать, и Бродский.
С одной стороны, участие в альманахе, безусловно, вдохновило. Молодого поэта пригласили в компанию весьма известных в городе «горняков», которые еще совсем недавно смотрели на него свысока. Можно предположить, что определенный элемент фрондерства в каком-то смысле импонировал 20-летнему Иосифу, ведь он по умолчанию вошел в компанию избранных, за которыми приглядывает всемогущий КГБ.
Конечно, это было утомительно, унизительно, небезопасно, чревато печальными последствиями в конце концов, но в то же время и в чем-то престижно – значит, ты занимаешься чем-то таким, что представляет интерес для секретной службы страны (и неважно, с каким знаком, «плюс» или «минус»).
Из интервью Иосифа Бродского с Соломоном Волковым: «Я думаю, что в принципе идея ВЧК, то есть идея защиты революции от ее внешних и внутренних врагов, – подобная идея более или менее естественна. Если, конечно, принять естественность революции – что, в общем, уже вполне неестественно. Но со временем это неестественное порождение обретает какой-то натуральный, естественный вид, то есть завоевывает определенное пространство».
Более того, оказываясь в этом «неестественном» пространстве, соприкасаясь с ним, начинаешь каким-то подсознательным, даже интуитивным образом подстраиваться под него, начинаешь жить в нем, принимаешь правила этой игры, что порой ведется на грани здравого смысла.
