Но, с другой стороны, Бродскому, как и другим участникам «самиздата», по-прежнему приходилось перебиваться скудными заработками, выполняя при этом бессмысленную работу, смиряться с тем, что твои стихи никогда не выйдут миллионным тиражом и едва ли найдут широкого читателя.
Это состояние раздвоенности очень точно передано в стихотворении Натальи Горбаневской «Двойное восьмистишье»:
Донкихотская страна
не родная сторона,
хоть и не чужая.
Ходят волны-буруны
на четыре стороны,
подмывают валуны,
где гнездились вороны,
воронят рожая.
Кто на ослике верхом?
Кто спевает петухом
в свете дня жестоком?
Веют ветры-тайфуны
на четыре стороны,
крошат в крошку валуны,
где сходились форумы
Запада с Востоком.
Хотя для Бродского подобное состояние не было в новинку.
Он уже привык к нему в школе, на заводе, в геологических партиях.
Он словно бы смотрел на себя со стороны, как, например, Лев Толстой смотрел на Максима Горького, и вещал при этом великим старцем: «Не могу отнестись к нему искренно, сам не знаю почему, а не могу… Горький – злой человек. Он похож на семинариста, которого насильно постригли в монахи и этим обозлили его на всё. У него душа соглядатая, он пришёл откуда-то в чужую ему, Ханаанскую землю, ко всему присматривается, всё замечает и обо всём доносит какому-то своему богу. А бог у него – урод, вроде лешего или водяного деревенских баб».
А все происходило следующим образом: на заседании студенческого общества в университете Иосиф цитировал Троцкого и актерствовал, на лито «горняков» был брутален и немногословен, обрушивая на слушателей немыслимые поэтические эскапады, мог быть остроумным интеллектуалом и грубым пошляком.
Искал себя, примеряя маски…
Стало быть, не мог отнестись к самому себе искренно, потому что в первую очередь присматривался к самому себе и самому же себе на себя доносил.
А меж тем круг ленинградских знакомых Бродского рос, в его окружении появлялись поэты и прозаики, геологи и «вечные студенты», переводчики и военные, любители метафизических прений и просто красивые девушки.
Именно в это время в стенах молодежной газеты «Смена», где периодически собирались ленинградские литераторы, Иосиф познакомился с Олегом Ивановичем Шахматовым (1933–2006), музыкантом и сочинителем стихотворных текстов.
Олег Шахматов вспоминал: «Я встретился с ним, будучи военным лётчиком. Я уже писал стихи, их печатали и хвалили на литературном объединении, где я выделялся (потому что был в военной форме) и всегда был окружён энтузиастами. Бродского я заметил и выделил сразу… Мы вышли с ним на холодный Невский, хотя мне предлагали продолжить наши занятия. Я сам взял у него листки, на которых были написаны его стихи. Он меня об этом не просил. По дороге я читал эти стихи, и, не доходя до Фонтанки, сказал ему, что он – большой поэт».
