— Говорит: упал… с велосипеда, — донесся из соседней комнаты голос Наташи, — а сам и не садился на него сегодня.
— Нет, садился, — попробовал возмутиться Ярошка. — Утром.
— Утром. Да у тебя с утра все уже зажило бы. А рубашка? — Наташа вошла в комнату. — Это откуда и куда надо брякнуться, чтобы получилось такое?
В руках она держала разодранную без пуговиц и рукава Ярошкину рубашку.
— Ну, а у тебя что? — повернулся я к Ромке.
— Во! — он ткнул пальцем в коленку. На ней красовалась свежая ссадина, тоже обработанная йодом. — И во, — Ромка задрал рубашонку на животе. — Я не плакал.
— О, господи! Я здесь и не видела, — охнула Наташа.
— Молодец. А ты тоже упал с велосипеда?
— Не, я рядом за ногу держал.
— Кого держал?
— Ну этого, из соседнего… — Ромка вдруг спохватился, посмотрел на брата и замолчал.
— Та-ак. Никто ничего не хочет добавить?
Ребята не отвечали.
— Ну смотрите. Все равно все тайное рано или поздно становится явным.
Сказанные мною скорее для профилактики слова подтвердились неожиданно быстро. Раздался долгий и требовательный звонок в дверь. Я пошел открывать. Щелкнул замок, и в коридор решительно вошла женщина лет тридцати. За руку она тащила упиравшегося мальчишку.
— Ой! — всплеснула руками Наташа.
Оба глаза мальчишки заплыли, а под одним выделялся багровый синяк.
— Вот! — показала женщина на его лицо. — Я хочу знать, за что они так моего сына.
— Кто!?
— Кто? Ваши… — она замялась, но собралась и выпалила: — Ваши переростки, конечно!
Дверь в детскую приоткрылась, в щели показалась голова Ромки и тут же исчезла.
— Нет уж, подожди, — окликнул я его. — Ярослав! Роман! Ну-ка выходите.
Ребята стали на пороге.
— Это они, Вова? — растерянно спросила женщина, разглядывая братьев.
Растеряться ей, видимо, было от чего. Кивнувший в ответ Вова был больше чем на голову выше Ярошки.
— Так, — протянула женщина, но уверенности в ее голосе уже не чувствовалось.
— Так, — сказал я, — значит это твоя работа?
Ярошка мотнул головой:
— Где не синяк — не я.
— А кто же? Ромка?
— Нет, папка, — высунулся из-за Ярошкиной спины Ромка. — Там его оса укусила.
— Какая оса? — удивилась женщина.
— Ярослав? — дернул я его.
— Какая-какая? Большая. На муху похожа. Эндемик.
— Эндемик? Что значит — эндемик? — насторожилась гостья.
— Это значит — редкая, — ответил за Ярошку Ромка. — Он подумал, что она муха, а она его… И правильно сделала!
— Ты подожди со своими выводами. Хорошо, это — оса. А это? — я указал на синяк.
Ярослав напряг голос, пытаясь сдержать наступающие слезы:
