Ни-чё себе! | страница 16

Я вынимаю их из уголков и вместе с обгоревшим снимком приставляю к высокому корешку альбома.

— И тетю Марусю, да, папа?

Вздрагиваю. Рядом стоит Ромка. Конечно! Как я забыл тетю Марусю, погибшую под Сталинградом. Нахожу ее маленькое, видно, из документа, фото. Со снимка старается смотреть серьезно — а не получается — очень похожая на маму девушка. Губы тех лет — сердечком, мелкие кудряшки.

— Что делать собираетесь? — в комнату входит Наташа, и мне только сейчас приходит в голову, что делать дальше.

— Тс-с, — прижимаю я палец к губам, иду на кухню и возвращаюсь с алюминиевой плошкой, в которой недавно так неудачно возжигал огонь Ярошка. Достаю из аптечки бутылочку.

— Можно?

Наташа пожимает плечами. Выливаю содержимое бутылочки в плошку и ставлю ее на стол перед фотографиями.

— Ярошка!..

Я направляюсь в спальню. Сын лежит на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Кладу руку на плечо — тело Ярошки напрягается.

— Пошли, пошли, сынок.

Он что-то бормочет, но подыматься не спешит.

— Ну, пошли! Давай скорее. Там папка такое придумал! — помогает мне Ромка.

Ярошка нехотя встает, и мы идем в комнату.

— Выключай свет, Ярослав!

Чиркает спичка, и над столом подымается невысокое желто-голубое пламя.

— Вечный огонь! — шепчет Ромка.

Прозрачные горячие огоньки прыгают по дну плошки, бросают пляшущие блики на фотографии, и, кажется, лица на них оживают: веки дрожат, губы шевелятся и улыбаются.

— Я знаю… — говорит Ромка.

Мы молчим.

— Папа, а когда у меня будут дети, огонь тоже будет гореть?

— Будет, Ярослав.

— А у меня?

— И у тебя будет, Роман.

— Будет, — треплет Наташа волосы сыновей. — Обязательно будет!..

Пляшет огонь. Колеблются на стене в такт трепету пламени наши слившиеся тени, и облетает в его отблеске ярко-красную бесконечность большого шара белый голубь.

Ярошке было лет шесть, когда он как-то летом, оставив все свои ребячьи радости, начал с утра уходить во двор и сосредоточенно лазать на коленках в самых дальних углах его. Сын явно что-то разыскивал. Затем дома стали обнаруживаться баночки, коробочки и прочие емкости с шестиногими обитателями дворовых палисадников.

— Что это такое, Ярослав? — спросил я, роясь в один из дней на полке и наткнувшись в который раз на выставленные напоказ разнокалиберные посудины.

— Гербарий! — Ярошка явно не замечал моего раздражения.

— Во-первых, не гербарий, а коллекция, во-вторых, у тебя не коллекция, а сплошное безобразие. Ты посмотри, на кого они у тебя похожи! — я сунул сыну под нос коробку.