— Понимаю вас. Я готов!
Тюрин погасил папиросу в пепельнице, вытер пальцы о полу шинели, висящей на стене, у двери:
— Другого ответа я от вас и не ждал. Разумеется, разговор этот — между нами. Ну вот и все. Хотя — минуточку. Сегодня у нас митинг. Фрицы опять зашевелились, под Курском перешли в наступление. Так вот на митинге надо бы выступить.
— Удобно ли, товарищ лейтенант? Я ведь еще… Не получается у меня как-то с учебой.
— Пустое! — отмахнулся Тюрин. — Нужна, понимаете, речь с огоньком, с напором. Вот такую — зажигательную! — речь и толкните. Вы сумеете. Добро? Ну вот и отлично! Идите!
Позиция уже была изрезана стежками. Тянулись они от орудия к орудию (ходят к товарищам в гости), от орудий к центру огневой (по этим бегают командиры получать взбучку от Тюрина). Одна стежка, пошире остальных и лучше протоптанная, вела прямехонько к кухне.
В расчетах, кроме четвертого, еще продолжалась чистка орудий. Кравцова окликнули: «Здорово, Сережа! Ты что, с утра пораньше сумел по шее схлопотать?» Ребята знакомые еще по Сталинграду, по запасному полку — глотал с ними красно-черную пыль руин и гари, пекся на солнце, задыхался под тяжестью пулеметного станка, взваленного на плечи. И тогда казалось, и сейчас кажется: хлопцы эти — настоящие товарищи, а ведь и в самом деле не исключено, что кто-то из них вражина, агент. И по ступенькам в свою землянку Сергей спускался как-то настороженно, будто встала вдруг между ним и расчетом невидимая преграда. Командир и Женя, Чуркин и Асланбеков отпадают, они не жили на оккупированной территории. Агентами могли стать двое, Суржиков и Лешка-грек.
Суржиков сосредоточенно ковырялся в гармони, пытаясь вернуть ей потерянные голоса. Лешка-грек, неумело попыхивая махорочной цигаркой — так ему хочется научиться курить! — валялся на нарах, Женя мыла котелки, Асланбеков, слюнявя химический карандаш, писал письмо. Чуркин деревянной рамой с натянутым на нее куском парусины делил нары на две неравные части: большая — для мужчин, меньшая — для Жени.
Видимо, здесь уже знали о вражеском наступлении под Курском. Когда Сергей вошел в землянку, Суржиков, отставив на время гармонь, сказал, обращаясь к Чуркину:
— А союзнички все еще сопят в две дырочки, верно, дед?
— Сою-узнички… — с негодованием протянул Чуркин. — Немца они пойдут бить? Да ни в жисть! Ворон ворону глаз не клюет. Дождемся мы от них помощи, как от козла молока. Колбаской, яичным порошком отделываются.
