Точно с другого берега, она посмотрела на него далеким, чужим и в то же время завистливым взглядом и виновато опустила голову, когда он попробовал заглянуть в лицо… Она стыдилась!.. А прежний студент, носивший и зимой и летом бессменно красноармейскую, защитного цвета, рубаху и бумажные узенькие брюки, студент, которым пренебрегла она, — теперь стоял перед ней в коверкотовой тройке и шляпе, с туго набитым портфелем, в свежей сорочке, — будто нарочно, в отместку ей за все, нарядил его случай… Он торопился в Совнархоз на заседание, куда вызвали его с докладом, и поглядывал в ту сторону, где очередь поджидала такси.
В последнюю минуту, когда подходил ее трамвай, Дынников, осененный догадкой, спросил Рину о муже:
— Он сидит?
— Да, — шевельнулись чуть-чуть ее подкрашенные губы. — А вы где?
— А я — строю, — сказал он так, чтобы обоим — и ей, и мужу — ответить разом.
С чувством, близким к полному удовлетворению, он, чтобы не подавать руки, сделал полувоенный жест:
— Ну, пожелаю…
На этом, недоговоренном до конца, пожелании он оборвал случайное свидание, чтоб никогда больше не думать о ней…
Мутным облачком пронеслось теперь это воспоминание, однако ничем не отемнив мыслей, не оставив никакого следа.
«А лошади все еще нет», — молвил он про себя и тут же подумал о Подшибихине… С каждым днем все безнадежнее становится его незадачливый секретарь.
— Борис Сергеевич, — крикнул ему один из плотников, проходя мимо. — Тут лошадь за углом стоит… для вас, будто бы. Какой-то подежурил малость и убежал… возьми, если надо.
За углом бродил привязанный к колу буланый меринок, покрытый мешком, и, отставив переднюю ногу, мирно щипал траву, насколько позволял короткий повод. Инженер прошел мимо: лошадь была не его, а чужая, — но и поблизости не оказалось своей, хотя он, в чаянии найти ее, обошел оба соседних барака.
Оставалось только дивиться распорядительности Макара Подшибихина и заведующего конным обозом.
Меринка пришлось захватить с собой.
Еще издали узнал начальника с лошадью обозник и побежал навстречу. Борис Сергеевич уже готов был разнести этого долговязого парня, чтобы надольше запомнил, но первым заговорил тот.
Его объяснения, хотя и были многословны, зато, очевидно, искренни: сам, болея за рабочее время, за лошадей, он упорно добивается порядка — чтобы инженеры и десятники давали заявки накануне, — но все старания летят впустую.
— Например, секретарь ваш… — и зав. обозом, возмущаясь, рассказал о Подшибихине. — Лошади давно на работе, а он записку шлет с чужим парнишкой… а я его и знать не знаю.
