В связи с весной работы у ней прибавилось: по вечерам она ходила в сельсовет помогать секретарю, учила взрослых на ликбезе. Возвращаясь поздно домой, Олейникова не чувствовала усталости: в густом и пряном запахе весны, в торжественно спокойной тишине подступающей ночи, когда особенно взволнованно и дружно звенят ручьи, невидимые в тумане, — приятно чувствовать, как все живет, неудержимо стремится куда-то и все поет свою песню.
Маленькая комната с дощатой переборкой в избе, с привычными, по-своему уютными вещами, ждали ее. Мать, заслышав ее шаги в сенях, откладывает свое шитье и, не снимая очков в железной оправе, идет на кухню, чтобы припасти ужин. Отца все еще нет, он задержался в читальне, где проводил очередную свою беседу. Но вот появляется и он — высокий, сутулый, степенный и живой старик в белом окружии густых поседевших волос, с взглядом проницательным и немного строгим.
— Нуте-с, — говорит он, раздеваясь. — Вот мы и кончили.
Не торопясь, с обычной для него обстоятельностью, без лишних слов, он начинает рассказывать: как хорошо прошла беседа, сколько «подвалило» народу, и что сегодня особенно интересовало «наших мужичков»… Его большие, белые, очень приятные руки, годные для любой работы, выразительными жестами дополняют его речь.
Мать расставляет на столе посуду, — низенькая, располневшая, с лицом, на котором время и трудная работа с детьми оставили глубокие, но спокойные морщины, — и слушает, как говорит муж, и мягко смотрит, подняв на него глаза.
Между ними почти никогда не было ссор, — по крайней мере не помнит их Мария, — а небольшие словесные стычки быстро кончались взаимными извинениями и миром. Уже третий год мать была на пенсии, а отец все еще не покидал школу и даже не хотел слышать об этом.
— А вот угадай, кого я встретил сегодня? — говорит он, еще более оживляясь. — Прихожу в читальню — сидит за столом такая полная, серьезная женщина. Лицо знакомое, а узнать не могу. Бросилась прямо ко мне, схватила за руки: «Да вы разве здесь?..» «Здесь, говорю, и очень давно». — «А меня помните?.. Я — Надюша! У вас училась в Ломакине». Я даже взволновался… Помню: такая была щупленькая, русенькая, с косичками, а тут нате! волостной агроном… и в красном платочке…
— Какая Надюша? — переспросила мать, напрягая память.
— Ну какая… та самая, что у тебя училась, потом ко мне перешла… Задам ей, бывало, помножить любое двузначное число на двузначное, она закроет ладошками глаза — и сразу скажет без ошибки!..
