— Вы ее знаете? — спокойно поинтересовался Курт.
— Сирота это. Наша. — растерянно проговорил Михей. — На призрении[20] у городского совета находится. А что с ней такое?
— Нашли ее в центре багровой печати, похожей на ту, — Богша Хлыст кивнул в сторону Стены Скорби. — Только по размеру поменьше. Вокруг нее в круге печати лежало шесть трупов. Связанные, в рясах. У всех перерезано горло. Вот это было у нее.
Богша бросил жнецу какой-то предмет. Курт посмотрел на пойманную вещь и ласково улыбнулся. Так, что по хребту Михея пробежался мороз, а Агна, наконец, затихла в руках наемников и уставилась на жнеца, как мышь на кота.
— Отец Радомир, сколько было священников?
— Шесть, — ответил приор, внимательно разглядывая девушку.
— Да что тут происходит?! — возмутился Михей.
— Она — некромант, — медленно произнес священник. — Это на нее завязан призыв Высшего, так, Курт?
— Верно, — произнес жнец, показывая обломок ритуального обсидианового ножа в руке. — А вот этим она зарезала священников, инициировав их кровью заключительную часть обряда.
— Да бред! — возмутился Михей. — Как она могла заколоть шестерых здоровых мужиков?!
— Вот сама сейчас и расскажет, — кивнул следопытам Курт.
Как только Горан избавил девушку от кляпа, та сразу заголосила:
— Отпу-усти-и-ите-е ме-еня-а-а! — По лицу девушки бежали слезы, оставляя на нем грязные дорожки. Агна с шумом втянула сопли. — Я-а-а не в че-ем не винова-а-ата-а-а! Дя-адя Михе-ей, ну скажи-ите же-е и-им!
— Отпустите ее, в самом деле, — заступился за девушку войт. — Ну не верю я, что она могла такое сотворить. Она ж у нас на глазах росла. Никто зла ей не чинил, все хорошо относились. Ну не могла она всем смерти — то желать, тем более такой лютой.
— А вера тут и ни причем, — холодно процедил Курт, и, одним движением оказавшись возле Агны, влепил ей пощечину тыльной стороной перчатки, усыпанной серебрянными шипами. От боли девушка взвыла, а дернувшиеся ей на помощь войт и Зоран неожиданно обнаружили кончики дымчатых клинков у своих шей.
Порыв ледяного ветра прошелестел в траве, лицо жнеца осунулось, побледнело, черты заострились, глаза затопила тьма, а рот наполнился игольчатыми зубами. Жнец улыбнулся, и, повернув к себе лицо девушки за подбородок, прошипел-прорычал:
— Я просто прокляну тебя. Лишу посмертия. А потом сожру живьем, да.
Всхлипы девушки перешли в какую-то другую тональность, её тело вдруг затрясло. А через мгновение послышался смех, переходящий в полубезумный хохот.
