— Вы все умрете! — захлебываясь смехом прокричала девушка. — Вам не остановить его! Вы все поплатитесь за мои унижения! Как же я вас ненавижу!
— Чем же мы тебе не угодили, дитя? Что мы такого сделали, что ты на добро ответила таким чудовищным поступком? — подал голос отец Радомир.
— Сделали из меня приживалку? И успокоились, да?! А в душе вы все унижали меня! А я достойна боль…мммм-мм-мммм-м!!
По знаку жнеца Горан сноровисто запихал кляп обратно. Курт, уже вернувшийся к своему обычному виду, махнул наемникам, и те опустили клинки.
— Устал я слушать этот бред, — Курт, принявший обычный вид, потер подбородок и обратился уже к Михею. — Не нужно мне мешать в работе. Я знаю, что делаю. Вы — нет.
Получив заверения от войта и наемника, что они больше не причинят неудобств, жнец подошел к краю площадки на вершине холма и принялся изучать гигантскую печать.
— Похоже, девушка под ментальным воздействием, — тер Салазар поправил манжеты сорочки, скрытые под лазурными печатями вокруг рук. — Правда определить его тип сложно, дара не хватает. И опыта, увы.
— Мне тоже так показалось, — ответил Курт. — Что скажете, отец Радомир?
Священник пригляделся к застывшей девушке, сидевшей на коленях с опущенной головой, и подтвердил:
— Верно. Что-то из печатей подчинения или усиления. Не разобрать. Остроухие, видимо, руку приложили. Их почерк. Видимо, братьев из часовни тоже зачаровали на ментальном уровне, или же «прекрасные» сами подкладывали монахов в круг.
— И где только она нашла остроухих, в нашей-то глуши? — тер Салазар с неприязнью посмотрел на девушку. — Да и что им тут понадобилось?
— Вряд ли мы найдем ответы на ваши вопросы, уважаемый граф. — священник подошел к жнецу. — Уж точно не сейчас и не от нее.
— Так это все из-за печати? Это из-за нее Агна так поменялась и ненавидит всех? — с надеждой спросил Михей. Войту не давало покоя поведение воспитанницы городского совета. Да чего уж там, сильно ранило. В душе старого солдата смешались жалость к девушке и обида за её же несправедливое отношение к окружающим.
— Спешу разочаровать тебя, Михей, — ответил Радомир. — Такие печати не начертать на пустом месте. Скорее всего, здесь виновата зависть, и чувство это очень сильное. К тому же оно усиливается действием печати.
— Да чему завидовать-то?! — взорвался Михей. — У нее же все было, мы ведь заботились о ней.
— Успокойтесь, войт. — с прохладцей процедил граф. — Зависть, да будет вам известно, чувство иррациональное.
