— А может, правда, комиссар? — говорит Рева. — На пару фашистов счет дополним и по-людски выспимся?
*
К дому Евы подходим под вечер. Он стоит посреди окруженной сосняком полянки, одной стороной примыкающей к лесной дороге. Проторенная тропинка тянется от дороги к дому. У тропинки лежит расстеленный на траве холст.
Несколько минут мы ждем в сосняке. Тишина. Дом кажется нежилым.
Дверь, наконец, открывается. Из нее выходит женщина лет тридцати. Из-под короткого серого ватника видно платье — синее в белый горошек. На ногах сапоги, измазанные глиной. В руках ведро и лопата.
Она неторопливо копает недалеко от колодца картофель и тихо поет:
Позарастали стежки-дорожки
Там, где ступали милого ножки…
Накопав полведра, все так же медленно идет вдоль опушки, и я слышу уже не пение, а тихий речитатив:
Позарастали мохом-травою
Там, где гуляли, милый, с тобою…
Хозяйка, очевидно, одна. Даю знак Чапову.
— Ну вот, жив-здоров, значит, — радостно приветствует его хозяйка. — А мы с Таней уж всякое передумали. Заходи, заходи в хату.
Выходим из сосняка. Хозяйка приветливо здоровается с нами. Из хаты выбегает Таня, и они наперебой рассказывают нам, как переволновались за Чапова.
— Уж я собралась было идти за товарищем лейтенантом, — говорит Таня, — да офицеры не пустили. Испугались, видно: наспех выпили молоко и укатили.
— Да вы заходите, заходите, товарищи, — приглашает хозяйка. — Я сейчас.
Она отходит в сторону и начинает аккуратно перекладывать холст поперек тропы.
В сосняке раздается девичий голос:
— Домой, Машка! Домой!
На полянке появляется Невысокая худенькая девушка и гонит перед собой козу: Заметив нас, не здороваясь, закрывает козу в сарае и уверенно входит в дом.
— Родственница? — спрашиваю Таню.
Она растерянно смотрит на меня:
— Нет… Первый раз вижу.
Странно. Уж очень по-хозяйски ведет себя эта девушка.
— Да что вы стоите, товарищи? Заходите, — снова приглашает хозяйка. Она кончила возиться с холстом и быстро взбегает на крыльцо.
Входим в хату: в первой комнате большая русская печь, белые занавески, на окнах ярко-красные цветы «огонька», клеенчатая скатерть на столе.
На лежанке, у печи, забравшись на нее с ногами, непринужденно полулежит девушка, пришедшая с козой. Она уже успела снять пальто и теперь читает книгу.
При нашем появлении девушка вскидывает на меня глаза. Большие, черные, пристальные, они опушены длинными ресницами, и над ними круто выгнутые брови. Темные косы тяжелым узлом собраны на затылке.
