— Дуже побили город?
— Нет… Так, трохи. Только нас на завод сразу погнали. Большой завод. Десять километров за городом.
— А як завод называется?
— Завод?.. Как его… Извините, товарищ начальник, забыл.
— Как же так можно? — огорчается Рева. — Как же можно забыть… Ну, давай думать… Какой же это завод? — вспоминает Рева. — Большой, говоришь? Десять километров за городом?.. Почекай! На берегу Волги?
— Правильно. На Волге.
— Берег крутой? Наверху дубы, внизу ивнячок?
— Вот, вот, ивнячок! — радостно поддакивает незнакомец.
— Корпуса большие, из кирпича сложенные? Верно?.. На дворе веялки, жатки, сенокосилки? Так, что ли?.. Ну, а як же!.. Тракторы видел?
Прохожий утвердительно кивает головой, с удовольствием попыхивая из трубки.
— Ворота чугунные, литые? — продолжает спрашивать Рева. — Веточки там, листики, вроде смородиновых? Здорово сделано? А?
— Очень даже красиво, товарищ начальник, — окончательно успокоившись, подтверждает собеседник. — Листиков много. Ну прямо куст смородиновый.
— Вот, вот… Только ягодок не хватает… А около ворот два льва лежат, отдыхают.
— Чего?
— Два льва, говорю, каменные… Не видел? Врешь, видел!
— Верно, верно, — спохватывается незнакомец. — Лежат. Вроде отдыхают. Действительно.
— Дивись, — обращается ко мне Рева. — Все помнит!
Павел Федорович доволен — игра удалась, но в то же время вижу, как нарастает его гнев.
— Ну так я тебе скажу, как этот завод называется. Люберецкий это завод!
— Люберецкий, товарищ начальник! Вспомнил, — Люберецкий!
— Люберецкий? — неожиданно гремит Рева. — Листочки смородиновые? Львы отдыхают?
Незнакомец хочет подняться, но Рева резким ударом валит его с ног.
— Я тебе покажу Куйбышев, бисова бродяга! — и Павел бросается на прохожего.
— Не марай рук! — останавливаю Реву.
— Ишь, скорпион фашистский! — гремят возмущенные голоса наших «странников». — Убить такого на месте!
— Товарищ Пашкевич, увести! — приказываю я.
— Все скажу… Все, — бормочет бродяга.
Из его сбивчивых показаний можно понять только одно: он завербован фашистским комендантом Новгород-Северского, и привел его к коменданту какой-то незнакомый ему пожилой мужчина со шрамом на левой щеке.
Пашкевич, вынув пистолет, уводит незнакомца в лес.
Что ж, думается мне, видно, не так уж прочно чувствуют себя фашисты, если вот такими примитивными баснями надеются сломить в народе волю к победе.
— Гадюка! — все еще продолжает негодовать Павел Федорович. — Волга! С Куйбышева! Як у него язык повернулся?
