Телохранители схватили двух воинов, скрутили им руки.
— О повелитель, подари своим верным рабам жизнь! — кричали те, но каган уже не слышал воплей обреченных.
— Пусть встанут те, кто посмел воспротивиться победоносному шествию джихада![35]
Засвистели плети и ятаганы. По исполосованным спинам текло кипящее месиво крови, смешавшейся с землей. Где-то на склонах, захлебываясь, каркали вороны, почуявшие падаль. Сопровождаемый ханом Сургаем, Тимур обошел едва стоящих на ногах пленных, поддерживаемых конвойными. Повелитель кивнул в сторону коренастого широкоплечего пленного.
— Кто он? — спросил Тимур, не обращаясь ни к кому.
Хан Сургай знал, что на все вопросы великого хана отвечать должен он.
— Предводитель леков.
— В чем повинен?
— В теснинах Дербента стоял поперек дороги победоносных войск покорителя мира.
— Уцелел ли кто-нибудь кроме него?
— Мы взяли одного.
— Сучий ты сын, зачем он мне? — зашипел Тимур и взмахнул рукой.
Хан Сургай понимал смысл этого жеста.
— Слушаюсь и повинуюсь.
Предводитель леков, собрав последние силы, вырвался из рук конвойных и пошел головой прямо на бахадура-палача, стоявшего у окровавленного пня с топором. Потом выпрямился, пал на колени и, перекосившись на правый бок, аккуратно положил голову на пень.
«Нет, Хабиб, это тебе не муха!» — подумал Тимур и подошел к другому пленному. Ткнул указательным пальцем в его обнаженную грудь.
— Кто он?
— Предводитель дзурдзуков.
— Сколько из моих доблестных воинов пало от руки этой собаки?
— О великий из великих, кто успел их посчитать?
— Тебя бы вместе с ними, сучий сын! Посадить его на кол!
Отточенные, острые колья блестели на солнце.
Из-за их желтого частокола неожиданно высунулась змеиная голова верблюда, разъяренно плевавшего на погонщиков. Тимур опять вспомнил Хабиба. «Уважаю непокорных мертвыми! Хабиб был хороший малый. Я его потому и прикончил, чтобы не перестать его уважать! Не зря же он сказал напоследок: «Аксакал, хорошо, что ты меня опередил, иначе не быть тебе грозой вселенной! Уважаю непокорных только мертвыми».
Перед ним стоял парень со смолистой бородой. Тимура дразнили его сжатые губы и вздувающиеся от гнева скулы. «Хорошо глядеть на искаженное от боли лицо врага. Плохо, когда враг пренебрегает страхом и болью».
— Как посмела эта травинка восстать против урагана?
— Они запрудили Сунджу и сняли свою шайтанскую запруду, когда твои победоносные войска переходили реку вброд… Много коней и воинов утонуло в этом потопе…
