— Так, — мрачно сказал Чардынцев. — Вы правы. Прямой путь короче. — Он смотрел теперь ей прямо в глаза, не отрываясь. — Дивизия ведет неравную борьбу, задерживая продвижение гитлеровской группировки. Отходить нам нельзя. Понимаете, чем это может кончиться?
— Предположим, понимаю. Но какое это имеет ко мне отношение? — закипая злостью, спросила Анна.
— Мы будем драться в окружении. Будем вырываться из окружения. Анна Сергеевна, из врачей — вы единственная женщина, у вас семья… — он опустил глаза, сказал тихо и твердо: — Завтра будет самолет.
— Не полечу! — почти крикнула Анна. В глазах ее стояли слезы. — По-вашему, пока было легко — работала женщина, а как тяжело стало, опасно, — чемодан в руки и домой… цветочки поливать! И вы, вероятно, считаете, что проявили чуткость, заботу обо мне. Вы оскорбили меня! Оскорбили!.. — она резко повернулась и вышла из палатки.
Лицо Чардынцева чуть посветлело, как светлеет ненастный день, когда ветер вдруг разгонит тучи и за тонким слоем облачности где-то угадывается солнце…
Чардынцев маневрировал артиллерией, дополнял ее усиленными группами бронебойщиков, но танковая лавина катила дальше. Пушки вступали с ней в открытый бой, заваливали дороги подбитыми танками, потом отскакивали и, поколесив лесами и оврагами, снова появлялись на тех же дорогах.
Стрелковые батальоны в засадах обрушивались на пехоту гитлеровцев, внезапностью и решительностью добиваясь перевеса над полками.
Но силы дивизии таяли. Она уже дралась, по сути дела, в мешке. И только две шоссейных дороги в тыл оставались свободными.
Чардынцев сидел над помятой, испещренной красными и синими кружками и стрелками картой, когда явился связной от командира батальона, удерживавшего последнюю развилку дорог.
— Товарищ майор! Из батальона в строю осталось сто сорок пять человек. Какие будут приказания?
— А комбат какое принял решение? — спросил Чардынцев.
Связной помолчал и твердо произнес:
— Держаться, товарищ майор!
— Правильно. Держаться!
У Чардынцева защемило в горле. Обстановка на участке этого комбата была, по существу, уменьшенной копией положения всей дивизии.
Вошел Вихров.
— Товарищ майор! Пока последние дороги свободны, надо отходить. Завтра будет поздно!
— Отходить? — переспросил Чардынцев, прищурив свои усталые серые глаза.
— Дивизия стоит перед катастрофой! — сухо ответил Вихров.
Чардынцев молчал. Как бы в подтверждение слов Вихрова, со стороны мглистого урочища глухо зарокотали пушки.
