— Война, Семей Павлович, о том ли думать! — развел руками Быстров.
— Война! Да на фронте в окопе в сто раз уютней, нежели в твоем кабинете. Серость, вот это что такое!
Мишин, вообще не любивший совещаний, приказал вечером собрать всех начальников цехов и парторгов.
— Я хотел сообщить вам о серьезном положении, создавшемся на заводе. — На лице Мишина отразилось внутреннее волнение. — Темпы строительства главного конвейера и внедрение поточного метода явно неудовлетворительны.
— Поточные линии уже разработаны, — вставил Солнцев. Мишин посмотрел на главного инженера сощуренными глазами.
— Ваша реплика, Александр Иванович, напоминает комичный случай из периода коллективизации на Украине. Один из «деятелей» коллективизации тоже так примерно докладывал:
— Шо до линии, — то линия була, а шо до работы, — то работы нэ було!
Все засмеялись.
— Недоедая и недосыпая трудились рабочие и инженеры наши, чтобы поставить завод на ноги, и не только поставить, а и увеличить его мощность.
Солнцев обиженно насупился.
— Мне кажется, — продолжал директор, — кое-кого потянуло на отдых, в кусты. Мы должны сказать таким людям: вы — дезертиры! Вы перекладываете трудности на плечи своих товарищей!
Мишин помолчал. Потом, в упор смотря на Солнцева, сказал:
— Составьте график и сегодня же дайте его мне, Александр Иванович. Он мне заменит настольный календарь. Так! — Едва приметная улыбка тронула губы Семена Павловича. — И еще один вопрос. Отличный начальник цеха товарищ Быстров, а посмотрите, как выглядит его кабинет? Медвежье логовище! Что хорошего, товарищ Быстров, в том, что у вас в кабинете стоит печка «буржуйка», дымно и грязно? Вы думаете, что этим самым проявляете свой патриотизм, готовность переносить невзгоды? Ерунда! Только свою некультурность показываете. Нужно благоустроить наши цехи и квартиры. Удобно, прочно. Не временным лагерем живем мы здесь, а социалистическим заводом, поставленным надолго!
Госпиталь расположился в тылу второго эшелона дивизии. Густой березняк поглотил людей, автомобили и палатки.
Из пекла боев привозили раненых — грязных, покрытых черной пылью, поднятой взрывами земли. Они рассказывали о первых встречах с врагом — о пьяных автоматчиках, идущих в атаку во весь рост, о немецких парашютистах в русской форме, о вращающихся пнях, из которых стреляют снайперы, о минометах, «плюющих сразу из шести глоток»…
«Патология психики, — казалось Анне. — Иному раненому и собственная рана кажется смертельной и окружающее — страшным».
