В кабинете Николая, служившем одновременно и гостиной, стоял письменный стол и над ним на стене висела репродукция картины Левитана «Золотая осень». У окон Тоня поставила старую кушетку, обтянутую полотном, и несколько стульев. В спальне помещалась узенькая железная кровать Николая и деревянная кровать Глебушки.
Тоня работала в химической лаборатории. На заводе кончался эмалит, и вырисовывалась мрачная перспектива остановки производства. В эти тревожные дни все взоры были обращены на химиков: дадут они эмалит — завод спасен.
Тоня изготовила эмульсию, которая явилась исходной точкой для нового эмалита. Начальник химической лаборатории Лазарь Михайлович Сурков был в восторге.
— Вы дали нам ключ, Антонина Сергеевна. А теперь дело уже за небольшим!
Лазарь Михайлович преувеличивал заслугу Тони. Дела оставалось еще много, но такой уж это был человек, восторгавшийся каждой самостоятельной мыслью своих сотрудников и не любивший говорить о собственных работах. Сурков весь день, с утра до позднего вечера, проводил в напряженных и интересных исканиях, на заводе в шутку его звали «колдуном», и если начальника лаборатории вызывали к телефону или на совещание, — он недовольно и растерянно ворчал.
В лабораторию стал наведываться главный инженер.
Долго разговаривал с Лазарем Михайловичем, часто поглядывал на Тоню через голову собеседника. Тоня краснела под нагловатым, самоуверенным взглядом Александра Ивановича; все догадывались о причине внезапного интереса главного инженера к работе химической лаборатории. Эмалит уже изготовили, и теперь внимание завода было обращено на другие участки работы.
Тоне все не нравилось в главном инженере: и его слащавый голос, и вкрадчивая, осторожная походка, и темная бородка «лопаткой», и то наглое, то кокетливое выражение глаз.
«Анна давно бы уже «ошпарила» его, — думала Тоня. — А я не могу. Боюсь обидеть».
А Солнцев, неправильно понимая ее смущение, еще чаще стал посещать лабораторию. Он приглашал в театр, присылал автомобиль, чтобы отвозить ее домой после работы. Тоня неизменно отказывалась.
* * *
На следующий день, как только прибыла на аэродром аварийная комиссия и осмотрела самолет, Ибрагимов вместе с Николаем принялся снимать шумопламягаситель. Они выправили коробку воздухоприемника, приклепали оторвавшийся раструб, выпилили новые хомуты.
Лунин-Кокарев между тем «жал на все педали», чтобы выполнить задание по сборке самолетов раньше Ибрагимова.
Ибрагимов косил глаза на соседний самолет, вздыхал и работал весь день, ни разу не покурив. «Шплинты» понимали волнение бригадира, и пока Ибрагимов возился с шумопламягасителем, они собирали самолет с удвоенной энергией.
