Глаза у Золтана с самого рождения были голубыми, небесного цвета, и в них плавали крохотные, похожие на облачка, точечки. За эти глаза его еще в школе дразнили пестроглазым.
— Как ты могла заметить? — спросил он с удивлением.
— Два года я работала ученицей у оптика. Не веришь? — Ютка игриво склонила голову набок. — А ну-ка покажись! Скажи, ты бывал в Италии? Меня, когда мне было десять лет, родители возили в Венецию. Но я до сих пор все отчетливо помню. Там по небесно-голубому морю взад и вперед сновали лодки с кирпично-красными парусами. Песок на пляже был горячим-горячим, а воздух в палатке так нагревался, что трудно было дышать… Знаешь, какое соленое там море! Помню, я выкупалась, а ветер в один миг высушил на мне воду. На коже осталась соль, и от нее мне было очень щекотно. — Ютка остановилась около стола, за которым работал Золтан. — Скажи, кто ты? Что ты за человек? Неделю назад я даже не подозревала, что ты где-то живешь на свете…
Золтан глубоко вздохнул. Ютка казалась ему такой необыкновенной, что порой он сомневался в реальности ее существования. Но девушка стояла с ним рядом, спрятав замерзшие руки в рукава платья.
— Живет человек на свете, и дни летят один за другим: утро, вечер, сегодня, завтра, самые обыкновенные, самые простые… И вдруг появляешься ты, все перепутываешь, словно большой ребенок. И в голове у меня все перемешалось… Словно все это имеет какое-то значение.
В тот же самый вечер к Турновским прибыл неожиданный гость. Дверь открыл Золтан. Перед ним стоял представительный господин в очках. Сняв шляпу с седой головы, он назвался доктором Миклошем Тордаи-Ландграфом.
Золтану уже приходилось слышать это имя. Бросив украдкой любопытный взгляд на гостя, он провел его в комнату к Турновским, а сам вышел. По вечерам во время бесконечных разговоров упоминались имена многих людей, в том числе и Миклоша Тордаи-Ландграфа, брата государственного секретаря по делам юстиции, который жил в их доме на горе Напхедь.
Золтан дважды слышал историю, из-за которой Турновские считали себя патриотами. Свояку инженера Жигмонду Силади, довольно известному юристу, преподававшему право в Эгерской академии и спасшему за лето от депортирования много еврейских семей, однажды понадобилось поговорить с государственным секретарем о деле одного еврея, которым он занимался, и он попросил Турновского свести его с Тордаи-Ландграфом. Спускаясь как-то в лифте вместе с братом государственного секретаря, Турновский сказал ему:
