Будапештская весна | страница 45
В доме было тихо. Ютка спала в небольшой каморке, служившей Кохам комнатой для прислуги. Ее легко можно было натопить, бросив в железную печурку пару поленьев. Золтан прижал ухо к двери и тихонько постучал. От стыда и смущения сердце его гулко колотилось в груди: такого он еще ни разу в жизни не испытывал. Ему никто не ответил. Он нажал на ручку и вошел в комнату. Было так темно, что он не знал, куда идти, но чувствовал, что девушка где-то совсем рядом. Холод из передней ворвался в оставленную приоткрытой дверь.
— Вы спите? — спросил он шепотом.
Послышался шорох постельного белья. Золтан слегка дрожал. От прежнего томления в нем остались только смутная робость и отчетливое ощущение того, что сейчас ему следовало бы взять себя в руки.
— Нет, — послышался наконец тихий ответ девушки.
— Боитесь меня?
Ютка снова пошевелилась, видимо сев на постели.
— Холодно, — проговорила она после долгой паузы.
Золтан прикрыл за собой дверь, сделал шаг вперед и тут же наткнулся на кровать. Дрожа, присел на ее край. Девушка отодвинулась. Золтан не понял, боится она его или только освобождает место. Он ощущал под одеялом девичье тело и не смел пошевельнуться.
— Вас как зовут на самом деле?
— А не все ли равно? — прошептала девушка и немного спустя спросила: — Вам не холодно?
Над центром города с нарастающим гулом кружился самолет. Издали на него залаяли зенитки. Оба, затаив дыхание, прислушались к стрельбе.
— Из Цитадели стреляют, — заметил Золтан. — Это самолет-разведчик.
— А что он будет разведывать?
— Где находится артиллерия немцев. Завтра или послезавтра русские начнут бомбить город. Боитесь?
— Нет. Я ничего не боюсь.
— Как так? Даже умереть не боитесь?
— Нет, — быстро ответила девушка.
Постепенно глаза Золтана привыкли к темноте. Слабый свет сквозь окошко проникал в комнату, освещая девушку, которая, скорчившись и дрожа, сидела на кровати, нервно перебирая пальцами край одеяла. Отчетливо были видны ее белое лицо, разделенные пробором волосы, плотно сжатые губы и глубокая морщина на высоком лбу прямо над прямым носом. Ночная рубашка слегка колыхалась на ее небольшой девичьей груди. Над домом что-то просвистело. Взгляд девушки остался равнодушным.
— А в детстве мне даже днем было страшно оставаться одной в комнате, — прошептала она. — И если гремел гром, я залезала под кровать.
Пододвинуться ближе Золтан не смел. Так они и сидели рядом в ночном полумраке, не шевелясь и не разговаривая.
— Вы не обижайтесь на мой приход. И… не надо на это сердиться… — первым нарушил тишину Золтан. — Я вот сидел на кровати и думал: хуже, чем теперь, быть уже не может. Но если хотите, я уйду.