Золтана раздражали не столько слова инженера, сколько его покровительственный тон. Ему во что бы то ни стало хотелось возразить Турновскому.
— Во-первых, немцы тоже имеют здесь своих людей…
— Нилашистов, что ли?! — отмахнулся Турновский. — Да их всего-навсего мизерная кучка, и те безусые юнцы. А что касается так называемых героических венгерских гонведов, то вы лучше меня знаете, с каким «огромным» энтузиазмом они рвутся в бой…
— Ну а у русских разве здесь нет своих людей? — спросил вдруг молча куривший до сих пор Гажо.
Турновскине удивленно обернулась:
— У русских? А кого вы имеете в виду?
— Бедноту, у которой не осталось уже ни земли, ни жилья. Все они сторонники Советов…
За последние недели Гажо исколесил почти всю Венгрию, побывав в самом пекле войны. Он мог теперь спокойно презирать этих изысканно одетых людей, которые, сытно поужинав, рассуждают, сидя в теплой квартире, о судьбе окруженного Будапешта.
— Вы коммунист? — улыбнувшись, спросила женщина.
— А почему бы и нет? — ответил Гажо, не моргнув глазом.
Турновскине хихикнула:
— Вы просто хотите напугать меня!
В квартире стоял старый приемник. Турновский провозился с ним целый день, и вот после ужина удалось заставить его заговорить. Сочный, самодовольный голос вел передачу на венгерском языке, но уже не на привычной волне, а из Щопрона:
— Передаем приказ начальника гарнизона Будапешта. «Положение в Будапеште критическое. Каждый, кто в этой критической ситуации укрывает оружие и боеприпасы, карается смертной казнью… Каждый, кто сеет уныние и панику среди населения и войск, подлежит немедленному расстрелу на месте… Находиться на улице после семнадцати часов строго запрещается, за неподчинение — смертная казнь…» — Диктор, явно не умеющий обращаться с микрофоном, негромко вздохнул, словно после только что закончившегося сытного обеда, а затем продолжил: — «Твердость и выдержка! Да здравствует Салаши!»
В комнате воцарилась тишина. Каждый был занят своими мыслями. Наконец после недолгой паузы Турновскине сухо заметила:
— Замечательно!
Муж ее повертел переключатель диапазона радиоволн. Комната наполнилась треском и писком, потом послышалась далекая тихая музыка.
Ютка, облокотившись о приемник, неподвижно глядела прямо перед собой:
— Выходит, теперь будут казнить всех подряд? Ничего пострашнее придумать уже не могут…
— Вы это о чем? — спросил резко Золтан.
Девушка не повернулась к нему и сейчас.
— Если у кого убили отца или сына, хуже ему уже не будет. Такому человеку все безразлично…
