— Помогите! — встревоженно кричал он. — Я не виноват... Я тут ни при чем... Я говорил, не надо возить его на прием... — Потом неожиданно распрямил плечи и с достоинством заключил:—Я обыкновенный надзиратель... Давайте мне обыкновенных заключенных...
Интермедия
В камере на потолке обозначилась щель, сверху спустили лестницу, и через некоторое время на лестнице показался какой-то человек. То был король, последний правитель страны. Он покрутился в камере, с любопытством все оглядел, и от спертого воздуха у него заныл зуб. Потом он придвинул кровать к противоположной стене, встал на спинку и выглянул в крошечное окно. Он удивился, почему это из его окна, которое находится прямо над этим, не видно тех же верхушек деревьев и тех же крыш. Он спрыгнул вниз и вдруг лег на голую сетку. Он с нежностью вспомнил мать, которая с малых лет приучала его спать на жестком матраце. Пусть нищие спят в мягких постелях, — внушала ему мать. Ну ладно, не дрейфь, надзиратель, врачи спасут его. Зато я нашел выход. И знаешь, кто мне подсказал его? Он сам же и подсказал. Самый простой выход. Узник умрет сам, естественной смертью. И не вздумай отравлять его, дурак. Здесь твои приемы не годятся. Здесь должен решать король. Король же обязан выбрать более сложный, более честный путь. Король поднялся с кровати и быстро взбежал по лестнице. И пусть автор теперь приблизит финал! Потому что король нетерпелив.
Глава седьмая
Страуд кормил птиц, самодельные клетки были без дверец. В сопровождении двух верзил-конвойных в камеру вошел надзиратель. Он быстро и деловито приблизился к Страуду и обнял его.
— Это впервые, Страуд. Поверь, что впервые в жизни. Мне всегда были противны заключенные, от них пахнет тюрьмой.
— Что случилось, надзиратель? — смешался Страуд. — Почему ты такой радостный?
— Радостный? Напротив. Ведь мы были достойными противниками.
— Говори же, что произошло. — Страуд схватил надзирателя за ворот и прижал его к стене. Радость была настолько неестественна в этой камере, что ничего хорошего не могла предвещать.
— Тебя переводят в другую тюрьму.
Конвойные подошли к Страуду и схватили его за руки.
— Надзиратель, что им надо от меня? — в ужасе закричал Страуд. — Скажи, пусть не трогают меня... Я их не знаю... Лучше ты сам! Пусть не они избивают, ты!..
— Какая разница, Страуд, кто бьет?
— Не могу, когда мучают незнакомые люди.
— Минутку, минутку, — опешил надзиратель. — Но ведь я тебя никогда не избивал, Страуд. У меня даже в мыслях этого не было. Знаешь, почему я избиваю заключенных? Потому что они об этом думают, они ждут этого. — Он всегда видел это, чувствовал, безошибочно угадывал. Наконец-то и этот сломался. Спустя тридцать лет. — Согласись, ты потерпел поражение, Страуд. Сдавайся. Отныне, с этой минуты, я тебя больше не боюсь. Что греха таить, я всегда тебя боялся. И знаешь почему? Потому что читал твои книги и ничего не понимал. Тебе повезло, что ты ускользаешь от меня именно теперь. — И он самодовольно и немного рассерженно приказал конвойным: — Начинайте.
