Мысль об этом доставляла ему удовольствие. Еще большее удовольствие доставляла ему возможность насолить надзирателю. Это было в нем сильнее, чем, скажем, волнение или раскаяние перед лицом смерти. Тем не менее он был как-то неспокоен. Какие-то узы все же связывали его с этим миром. Реальные, грубые и ощутимые узы. Если б он еще немножечко помедлил, он, возможно, передумал бы, испугался бы, потерял хладнокровие и ясность мысли. Страуд придвинул кровать к противоположной стене, взял простыню и ^атрац, поднялся на спинку кровати и выбросил все это из окна. Отломил у стула ножки и тоже выбросил их вон. Выбросил полотенце, стакан, лекарства, полосатую куртку, брюки, носки и туфли. Остался в грязном нижнем белье. Он посмотрел кругом, убедился, что в камере ничего больше нет, и после этого спокойно улегся на металлическую сетку. Вначале он почувствовал приятное неудобство, потом его постепенно стала окутывать дремота. В камеру вошли юный Боб и Гея. Повторилась их история. Боб объяснился Гее в любви. Гея вначале выламывалась, а потом пожалела и с тоской по настоящей любви посмотрела на Боба. И они пошли друг другу навстречу. Они уже должны были поцеловаться, когда между ними затесался Мужчина и балетным жестом поднял руки. Началась борьба между Бобом и Мужчиной. Они царапали друг друга, пытались вцепиться в волосы, плевались. Потом Мужчина, поверженный, лежал на земле. Боб победно поставил ногу ему на грудь. Гея и Боб поволокли тело Мужчины из комнаты. Гея баюкала младенца. Боб, счастливый, пил чай и смотрел телевизор, по которому передавалась все та же история, его и Геина. Потом послышался чей-то голос: «К вам обращается корреспондент самой крупной в мире газеты. Ваше предсмертное слово! Постарайтесь быть лаконичным и образным». Это требование показалось Страуду вполне справедливым. Что ж, он будет лаконичным и образным.
— Я тридцать лет живу в этой тюрьме, но ни разу не видел, как выглядит здание снаружи...
Вдруг он объявился в лабиринте узких улочек. Проворно сориентировался, перешел улицу. Прочел по дороге все вывески. Выпил в закусочной пива, съел рыбу, вытер руки об одежду. Потом запустил камнем в витрину, разбил ее, радостно высунул язык, убежал и очутился в новом лабиринте, Как загнанный зверь, стал крутиться и озираться кругом. И вдруг с облегчением перевел дух: наконец-то нашелся выход. Впереди был тупик.
Надзиратель вошел в камеру Страуда, быстро приблизился к кровати и в ужасе уставился на своего подопечного. Так он и знал. Разговоры Страуда не понравились надзирателю. Пожизненно заключенный не должен иметь воспоминаний. Если они появились, все кончено...
