— Ты-то, Сенька, как живешь? Женился, наверное?
Тоня нарочно сказала «ты-то», давая тем самым понять, что сама-то она замужем, что у нее все в полном ажуре.
— Я-то? Холост. А ты? — словно не понял Сенька намека.
Он улыбнулся, открыл дверцу ящичка, выудил из пачки сигарету и прикурил, держась за баранку одной рукой. Выпустив клуб дыма, вспомнил о ребенке и приоткрыл окно. Дым завивающейся струйкой потек на улицу.
— Я вижу, ты не одна?
— Не одна, — согласилась Тоня и подумала: «А может, не надо врать? Сказать, что никакая она не жена, что поверила одному человеку, а он оказался негодяем… Олег — негодяй? А кто же? Интересно, если в чем-то человек хороший, а в чем-то очень плохой, то какой он в целом? Полунегодяй?»
— Не одна, Сенька. Вдвоем я сейчас. — Тоня почувствовала, что краска снова заливает ей щеки. Сейчас еще пожалеет меня, — подумала она и решила говорить начистоту: — Ты же не писал.
Сенька промолчал, глубоко затянулся сигаретой, выкинул ее и, крутнув резко ручку, поднял стекло.
А Тоня уже ругала себя за минутную слабость. Зачем она говорит так, будто жалеет о том, что ничего у них с Сенькой не получилось? Чего жалеть? Был Сенька, есть Олег. Нет, Олег теперь — тоже был. Оба — были… Она, Тоня, и одна проживет. У нас Антошка есть. Тон-тон. Это при первом знакомстве, когда Тоня назвала свое имя, Олег сказал:
— Тоня? Антон, значит? Ан-тон-тон-тон? Чудненько.
И потом, лаская, шептал: «Ах ты, моя Тон-тон!» Узнав, что родила мальчика, она, не раздумывая, назвала его Антоном. Чтобы ему тоже можно было говорить: «Ах ты, мой Антошка — Тон-тошка!»
— Я тогда глупый был, — сказал Сенька.
— Знаешь, Сеня, я тоже была глупая. Глупая во всех отношениях…
Они проезжали Одегово. Вот приземистая, словно вросшая в землю столовая, в которой они кормились от понедельника до воскресенья, новенький магазин с одним, но во всю стену, окном — его Тоня еще не видела, — какие-то другие новые дома. А школы не было. Там, где она стояла и где было все до боли знакомо Тоне, высились лишь старые тополя, целая роща больших стариканов.
— Давай остановимся, — попросила Тоня.
Сенька согласно кивнул, и машина, прижавшись к обочине, встала. Тоня положила Антошку на сиденье и вышла. «Боже, — подумала она, — как тут хорошо!»
— Я же тебе говорил, что школы уже нет, — сказал Сенька.
— Было, все было, да прошло. — Тоня обернулась: — Недавно я фильм смотрела. Там теплую землю нашли на Севере. Там еще песня есть: «И солнце пылало, и радуга цвела, все было, все было, и любовь была…» Вот и школы нашей нет. Ничего больше нет.
