Встречи | страница 79



Тянулись, как к щедрому свету,
Тянулись, как к правде святой…

«НЕ ЗИМА СТУЧИТ, НЕ ЛЕШИЙ…»

Не зима стучит, не леший,
Открывай-ка, мама, дверь!
Возвратился мой сердешный,
Кареглазый, верь не верь.
Сапожищи вмиг снимает,
Ветку клена мне дарит,
Крепко-крепко обнимает,
Ничего не говорит…

ИСУПОВСКАЯ

Там тихо… Никогошеньки окрест.
Там тополя о чем-то вспоминают,
Трава густа, и безмятежен лес,
И поле небу синему внимает.
Мы снова на свидание придем
С родной землей, до камушка любимой,
И под сиренью что-нибудь споем,
И будет проноситься ветер мимо,
Подступят к сердцу лучшие слова,
И свежестью пахнёт с лугов зеленых,
И снова закружится голова
От щедрого цветения черемух…

«ХОРОША ЗИМА НЫНЧЕ ВЫЗРЕЛА…»

Хороша зима нынче вызрела,
До того сильна — небо выгнула,
До того щедра — снега вволюшку,
До того нежна — счастья морюшко.
Это кто ворчит, будто холодно?
Не признал в лицо свою молодость?
Я хожу — пою, сердцем маюся,
Удивляюся, улыбаюся…

Петр Злыгостев

ТОН-ТОН

Рассказ

От станции Шебарденки до деревни Бобылихи, куда ехала Тоня, ни много ни мало восемьдесят километров. Поезд пришел рано утром, солнце только-только пробилось сквозь мглистую серость на востоке, и его неяркие еще лучи не могли пересилить неживой свет станционных фонарей.

Пожилая проводница, позевывая после короткого межстанционного сна, подала Тоне чемодан:

— Ох, девка, девка! Как дальше-то доберешься?

— Доберусь, тут машины ходят.

Прижимая одной рукой к груди теплый большой сверток со спящим Антошкой, Тоня направилась по голой, черной от шлака обочине пути к кирпичного цвета вокзальчику. Впереди, за изгибом состава, свистнул, пыхнув облаком белесого пара, паровоз и рывочком стронул вагоны. Проводница, стоя в дверях вагона, помахала Тоне желтым флажком и что-то сказала, но Тоня не расслышала и только улыбнулась в ответ. Хорошая она, подумала Тоня о проводнице, добрая, участливая. Все расспрашивала и сокрушалась, что вот она такая молодая, а уже с ребеночком. Соглашалась, что да, у матери под крылышком-то легче, поживет пока без беды, а там и в город вернется, муж-то уж постарается, найдет какое-нибудь жилье. Видела Тоня по ее глазам, что не всему верит проводница, особенно про мужа да про жилье, и хотелось ей открыть все начистоту, поплакаться, но все-таки стерпела. И сейчас радовалась за себя, что не распустила нюни. И матери, когда приедет в Бобылиху, не скажет ничего лишнего, повторит то, что в вагоне говорила. Зачем ее волновать? Скажет, что поживет у нее месяца два, пока не напишет муженек ее родненький письмецо: приезжай, мол, нашел квартиру.